С тревогой вслушиваюсь в голоса крикливой гусиной стаи. Как уныло здесь, когда нет солнца. Но вот птицы исчезают вдали, затихает их крик, а вслед за ними медленно наползает туман, скрывая от глаз беспокойное море, береговые скалы, каменистую тундру. «Уу-ах, уу-ах»,— в стороне громко кричит гагара, и ее крик сквозь туман доносится, как будто из другого мира. И вдруг . совсем близко оглушительный пушечный выстрел обрывает ход моих мыслей. Невыносимый от неожиданности звук пронизывает нервы.
Близ местного маяка стоит пушка. В туманные дни через каждые 20 минут раздается пушечный выстрел. Это маяк предупреждает проходящие пароходы о близости опасных подводных скал, о близости острова. Но для нас интересно другое. Под самым стволом орудия на гнезде спокойно сидит гага. Она занята высиживанием яиц, и ее не тревожат пушечные выстрелы. Неподалеку от этого места, на ровном участке тундры, во множестве гнездятся сизые чайки, полярные крачки, короткохвостые поморники. Воинственно они встречают каждого человека. Туча белых, сизых и темных птиц, наполняя воздух резкими криками, вьется над самой головой пришельца, бросается с высоты, взмывает вверх, чтобы вновь через секунду повторить нападение. Появление человека их беспокоит, мешает насиживать яйца, но до пушечной стрельбы им нет дела.
— А в Москве народу! От огней, наверное, как днем светло,— возвращает меня к действительности мой юный спутник Аркадий.
— Да, народу много. В праздник вся Москва гудит, по улице не пройдешь. Зато у вас здесь тишина, простор,— окидываю я уходящую вдаль протоку.
— Народу много, а куда хочешь, туда и пойдешь, а тут простор, а пойти некуда,— отвечает Аркадий.— Камыши, вода кругом.
— Знаешь, Аркаша,— успокаиваю я его,— человек никогда не
бывает доволен тем, что имеет. Попадешь надолго в Москву, вспомнишь эту протоку: рыбы-то в ней сколько, сазаны какие!
Вот я на берегу Баренцева моря был. В плохую погоду там просто тоска безысходная. Волны ревут, ветер воет, и самому волком завыть хочется. А местные рыбаки, как уедут оттуда, с тоски места найти не могут. Я раз встретил такого рыбака в чудном уголке на Кавказе и после его жалоб спрашиваю: «Да что у вас там хорошего, здесь-то разве плохо?» — «Все бы ничего, земля плодородная, фрукты, да чайки не кричат, и без крика чаек жизнь немила».
Но вернемся к воронам Астраханского заповедника. «Проезд запрещен»,— гласят надписи на берегах многих проток, где издавна большими колониями гнездятся голенастые птицы. Конечно, таким путем удается сократить гибель птенцов и яиц от энергичных и находчивых хищников. Но это только полумера.
Ворона — одна из немногих птиц, вред которых чрезвычайно велик.
ВОДА ОДОЛЕЛА
— Ты знаешь, папка,— как-то сказал мне сын,— я видел дикую свинью с поросенком. В самый разлив они приплыли в Дамбинскую яму, где на крошечном островке стоял домик лесника, и стали жить с домашними свиньями и коровами.
— Наверное, ты что-нибудь напутал,— усомнился я.— Беспородные домашние свиньи часто бывают поразительно похожи на кабанов; наверное, ты с такой одичавшей свиньей столкнулся.
Но сын так горячился и доказывал свою правоту, что я не мог ему не поверить. Он только что вернулся из Астрахани от дяди, с которым много поездил по дельте Волги.
Меня этот случай очень заинтересовал. Ведь я хорошо знаю кабанов, знаю, насколько осторожны эти сообразительные животные, как они боятся человека,— и вдруг дикая свинья сама Пришла к человеку!
— Знаешь, папка,— продолжал сын,— старая свинья людей совсем не боится, но от них в стороне держится. Как подойдут к ней близко, полосатый поросеночек за нее спрячется, а свинья сгорбится, ощетинится, недобро смотрит, того и гляди бросится.
Спрашивает сынишка у лесника: «Как это она не побоялась человека, сама к вам пришла?» А тот смеется: «Не сама пришла, вода пригнала, не пошла бы, да вода одолела. Вот как спадет вода, свинья с поросенком опять в камыши уйдет, здесь не останется». Лесник прав. Вода заставит не бояться и человека. Глуп заяц, труслив до крайности, а и тот в лодку к Мазаю прыгал, когда вода одолела. И я вспомнил один давнишний случай с кабанами. Но перед тем как рассказать читателям об этом трагическом случае, я расскажу то, что видел в Астраханском заповеднике, расположенном в дельте Волги.
Я посетил заповедник в год, когда воды было мало, и на этот раз не видел настоящего бедствия. Вода прибывала медленно, за сутки ее уровень повышался на сантиметр, и о паводке никто серьезно не думал. Но и такой слабый подъем все же отразился на некоторых птичьих колониях взморья.
Пока не было ветра, на небольших косах загнездились крупные чайки — обыкновенные и черноголовые хохотуны. Несколько десятков гнезд располагалось близко одно от другого, в них В это время лежали яйца. Только в немногих гнездах успели появиться пуховички.
И вдруг подула моряна, и хотя ветер не достиг значительной силы, но за три дня вода поднялась настолько высоко, что большинство гнезд оказалось затоплено. Над погибшей колонией кружились крупные белые птицы, наполняя воздух то жалобным криком, то своеобразным громким хохотом.
Вода грозила затопить и пеликаньи гнезда. Издавна эти птицы гнездятся в этих местах, но, не в пример другим птицам, не умеют избегать гибели от сильных подъемов воды во время моряны. И сколько труда затратили сотрудники заповедника, чтобы обеспечить пеликанам нормальное размножение,— представить
трудно!
Например, кряковая утка в дельте обычно откладывает яйца на высоких деревьях в гнезда ворон и коршунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106