Но это не улучшило условий наших исследований.
Когда ранним утром я вышел из дома, меня поразила мрачность окружающей обстановки. В белой снеговой раме неприветливо и беспокойно плескалась почти черная вода залива. На холодных волнах, четко выделяясь светлыми пятнами, покачивались стайки зимующих лебедей и оторванные от берега белые льдинки. Мне стало как-то не по себе — неуютно и холодно. Я повернул к дому. Метель намела у его стен большие сугробы. Сплошная пелена снега покрывала также заросли облепихи. Только местами среди снежных холмов поднимались не занесенные снегом деревья. «Пожалуй, здесь больше нечего делать, надо спешно пробиваться на восток, к Пржевальску»,— думал я, оглядывая беспокойную воду озера и покрытую сугробами землю.
Впрочем, я не сказал об одной серьезной детали. Водитель машины Саша сегодня чувствовал себя не вполне здоровым. Он оказался тоже охотником и, несмотря на бушующую метель, еще вчера утром выпросил у хозяина дробовое ружье и отправился на охоту за утками. Прошел зимний день, стемнело, а Саша не возвращался. «Ну где его в потемках нелегкая носит?» — беспокоились мы. В напряженном ожидании товарища, казалось, бесконечно долго тянулся вечер. Лай собак и оклики около дома заставили нас встрепенуться. Но это оказался не Саша. Верховые Киргизы искали своих двух охотников. «У нас тоже пропал человек»,— объяснили мы им, выйдя наружу и размахивая зажженным фонарем в темноте.
Наконец, около десяти часов возвратился Саша. Вес облепленный снегом, прозябший, но довольный и возбужденный, он принес тяжелую кряковую утку и интересную для нас птицу — бекаса-отшельника. А сегодня, после вчерашней прогулки, Саша лежал в постели, пытаясь убедить всех, что он чувствует себя Достаточно хорошо и что ему просто приходится ждать, когда высохнут его валенки и рабочий костюм. «Что ж, не беда, пересидим и этот денек»,— примирились мы и, пробивая траншеи в глубоком снегу, направились в разные стороны в надежде найти среди снеговых заносов еще что-нибудь интересное.
Наша попытка увенчалась успехом. Как оказалось, вальдшнепы, утки, обычные наши бекасы, бекасы-отшельники и пастушки, несмотря на метровый слой снега и холод, упорно продолжали Держаться близ текучей воды родников, где была возможность отыскать пищу.
Утром 20 января мы покинули рыбацкий домик, чтобы следовать дальше.
— Приезжайте летом,— сказал на прощание гостеприимный хозяин Михаил Коныч.— Летом здесь благодать: нет ни комаров, ни жары, купание хорошее, на лодке по озеру покататься можно
Двадцатое января — самый тяжелый день во всей нашей поездке. Неудачи начались с утра и закончились ночью. Не более 30 километров отъехали мы по шоссе к востоку, как нас остановила милиция.
— Я майор милицейской службы,— козырнув, представился нам толстый симпатичный киргиз.— Ехать дальше нельзя, навстречу идут отары баранов, так что назад прошу повернуть, — решительно, но как бы оправдывая свое запрещение, добавил он.
— Нам сейчас ни в Сары-Булак, ни в Тюп не надо. Доедем до первого населенного пункта к знакомому и там будем пережидать, когда дорогу расчистят,— солгали мы.
— Это, пожалуй, можно. Только стойте на месте, когда бараны пойдут навстречу,— предупредил он, и мы мирно расстались.
И действительно, вскоре на шоссе появились бараны. Отары двигались сплошной массой, заполняя шоссе и, так как вокруг был глубокий снег, не имели возможности свернуть в сторону. Да, впрочем, им там и нечего было делать. Прошлогодняя сухая трава, кустарники, кое-где небольшие стога сена — все было покрыто сплошным снежным покровом. Голодные животные торопливо бежали вперед, хватая по пути утерянные клочки сена, брошенную тряпку. Позади каждой отары в тяжелых бараньих тулупах ехали мрачные всадники-скотоводы; за ними на розвальнях везли разобранные кибитки, домашнюю утварь; по сторонам бежали сторожевые овчарки.
Тяжелое время для скотоводческих колхозов выдалось в ту зиму. Небывало глубокий снег в январе 1956 года покрыл обычно бесснежные высокогорные пастбища, и стада баранов неожиданно остались без подножного корма. Занесенными горными тропками спешили спуститься скотоводы со своими стадами. Но в зоне еловых лесов многие натолкнулись на особенно глубокий снег, сквозь который так и не сумели пробиться к берегам Иссык-Куля. Другие с большими потерями все же достигли шоссейной дороги и сейчас, напрягая последние силы, спешили к бесснежному западу. Так, пережидая, вернее пропуская, идущих навстречу баранов и используя для движения промежутки времени между прохождениями отар, мы двигались вперед черепашьим шагом. Только к полудню машина достигла поселка Сары-Булак. До Пржевальска оставалось не более 35 километров, но очень трудной дороги.
— Вот они, чертовы ворота,— показал на восток наш водитель.— Этой низиной и дует проклятый санташ. Каждую зиму он несколько раз совсем заметает дорогу.
Восточные оконечности двух хребтов — Кунгей-Алатау и Терскей-Алатау — в этом месте подходят друг к другу особенно близко. Между ними залегает широкая речная долина. Сейчас она представляла собой снеговую пустыню. На безоблачном небе светило ослепительно ярко солнце, под его лучами искрился снег да с востока дул низкий ветер — поземка, продолжая и без снегопада заносить дорогу. Машина не продвинулась и 200 метров от поселка Сары-Булак, как застряла в глубокой рытвине. Мы пытались ехать вперед, завывал мотор, но буксующие колеса зарывались в рыхлый снег, и машина оставалась на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106