На той же неделе случилось несчастье. Во время охоты на барсука погибла самая лучшая рабочая собака Ледка. Загнав барсука в отнорок, она, пока охотники раскапывали нору, не выпускала зверя из тупика. Но в последний момент барсук решил прорваться, залез под собаку, да так прижал ее к верхнему своду норы, что у Ледки грудная клетка захрустела. Барсук задушил собаку, но сам застрял. Так и откопали барсука с мертвой Ледкой на спине.
Жалко мне было Ледку, а охотники посмеиваются — чего жалегь. Такова, дескать, судьба всех рабочих фоксов. Редко какая-нибудь собака при такой опасной охоте может выжить больше двух лет.
Потеряв Ледку, охотники снова стали таскать на охоту Чубчика. Я больше не хотел принимать в этом участия, предпочитая бродить с ружьем по горам.
Но как-то раз прихожу домой, а мой хозяин-пасечник и говорит:
- Знаете, а ведь Чубчик пропал.
- Как пропал?
- Да не знаю точно. Говорят, обвал случился, и собаку в коре завалило. Пробовали раскапывать — ничего не вышло: корни да камни мешали. Ну и бросили. А жалко собаку!
Как я это услышал, места себе не могу найти. За что ни возьмусь — все из рук валится. Жду вечера, когда вернутся охотники. Но охотники ничего нового не рассказали. Говорят, собаку откопать невозможно. Оставили они это гиблое дело и в течение целого дня охотились на других барсуков.
Однако на следующий день по моему настоянию охотники показали нору, в которой завалило Чубчика. Лег я на землю, приложил к ней ухо и слышу под землей редкий глухой лай! Бедный пес: бросили его на гибель, а он, верный своему долгу, все еще лает, старается не упустить барсука. Ну и Чубчик!
«Нет,— думаю,— не допущу, чтобы такой пес голодной смертью погиб!»
Пришел я домой и спрашиваю пасечника, где сейчас в лесу работают киргизы из лесничества. Мне было известно их искусство копать землю. Пасечник рассказал, где их надо искать, и я тотчас отправился в лес. Однако на поиски ушло немало времени и только к вечеру я пришел домой в сопровождении двух здоровенных парней.
Раннее утро следующего дня застало нас за напряженной, работой. Размахнется рабочий широким чекменем, всадит его до отказа и отбросит целую кучу земли. А мы топорами вырубаем корни, выворачиваем камни — освобождаем путь. И в минуты передышки прислушиваемся к лаю. Он уже едва слышен — слабый такой. Видимо, собака совсем обессилела без воздуха, воды и пищи.
Часа четыре продолжалась раскопка, но все же мы добились своего — извлекли из-под земли Чубчика. Сколько радости было! Но пес даже как будто был обижен, что его оторвали от барсука. Немного отдышавшись на воздухе и попив воды (есть ему было некогда), он опять полез в нору. С раздражением схватил я его за шиворот, посадил в мешок и понес домой. Охотники хотели и барсука вытащить из норы. Однако я не дал. Чубчик уцелел, пусть и барсук живет на доброе здоровье, он тоже сражался храбро.
Через несколько дней охотники тронулись в Москву; но не прямо, а с заездом на маленькую станцию близ Сырдарьи, где предполагали поохотиться за фазанами.
Там опять с Чубчиком случилось несчастье. Я узнал об этом позже из рассказов вернувшихся охотников.
Во время фазаньей охоты собаки подняли кабана. Как ни мал был Чубчик, но сердце имел львиное и не испугался страшного зверя. Вцепился пес зубами в зад кабану, да так крепко, что повис на нем. Зверь кинулся в камыши и утащил с собой Чубчика. Долго искали охотники собаку, не нашли и уехали в Москву без нее.
Как кабан отделался от фокса, никому не известно, только спустя неделю Чубчик забежал в отдаленный поселок, а оттуда его доставили на станцию. Вскоре в Москву пришла телеграмма: «Найден Чубчик».
Ну и Чубчик, ну и урод! Побольше бы таких уродов на свет родилось!
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Много воды утекло с тех пор, как я в последний раз посетил Киргизию.
Высоки киргизские горы, неприступны скалы, круты серые осыпи... «Не по возрасту стала мне эта страна»,— решил я и даже мечтать о ней перестал. И вдруг весной 95 года обстоятельства сложились так, что мне опять привелось побывать в горах Киргизии.
В самом начале мая мой спутник Анатолий Николаевич Желоховцев и я сошли с поезда на станции Фрунзе с твердым решением как можно скорее покинуть столицу Киргизии и проникнуть в горы.
Стояло тихое раннее утро. В зелени садов и парков чутко дремал город, да на горизонте сквозь дымку маячил хребет Алатау. Как знакомо, как близко сердцу все это!
— Сегодня перебросить вас не сумеем,— развел руками один из наших знакомых, когда мы попытались достать машину, чтобы немедля перебраться на лесной кордон в горы.— Но завтра это сделаем,— успокоил он нас.
Таким образом, неожиданно у нас оказалось много свободного времени.
Целый день бродили мы по тенистым аллеям города, побывали в парках, посетили знакомых. Как все изменилось здесь за последние десять лет! Разросся, украсился город. Там, где в глубине садов когда-то скрывались глинобитные домики, поднялись каменные здания, улицы соединились с сетью шоссейных дорог, рорезающих страну во всех направлениях.
— Как ближе пройти к вокзалу? — спросил я как-то киргизскую девочку. Признаюсь, старая привычка пользоваться жестикуляцией при объяснении с киргизским населением отразилась на моей речи. Но тут же я убедился, что в этом не было никакой необходимости.
— Если вы очень спешите,— сказала она,— то я вам советую сесть на шестой автобус. Он останавливается на противоположном углу, и, самое большее, минут через десять доставит вас на вокзальную площадь.
— Нет, нет, мне некуда торопиться,— поспешил я убедить свою собеседницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106