— Ну проснись, наконец! Слышишь, как лает собака?— Гневный собачий лай то удалялся в сторону речки, доносясь снизу и издали, то приближался к самому домику. В такие моменты он становится каким-то особенно напряженным и злобным.— Да проснись же, Ахмат! Слышишь, как мычат коровы, как в загоне мечутся овцы? Я убежден, что со стороны речки подходят волки. Надо же разбудить нашу хозяйку, разбудить пастухов-скотоводов. Выстрелить, что ли?
— Не надо стрелять,— ответил мой спутник.— Разбудишь людей. Ведь есть же сторож — собака!
Без ружья я вышел наружу, вынул карманный фонарик и, нажав кнопку, стал размахивать им в воздухе. Видя поддержку, собака с лаем кинулась вниз к речке. Потом лай прекратился. Внизу журчала вода, да, вероятно, от ночного ветра шевелились и невнятно шуршали камыши и прошлогодняя сухая трава. Ко мне доверчиво подошла большая собака.
— Ну что, не пустил волка? Молодец, пес! — потеребил
я грубую шерсть заслуженной киргизской овчарки.
А четвероногий помощник, видя во мне — постороннем человеке — своего друга, продолжал всматриваться в темноту и обрезанными ушами чутко улавливать ночные звуки. Стало холодно. Я возвратился домой и вскоре уснул.
Под утро меня вновь разбудил лай собаки. Я взял ружье и спустился к реке. Кругом стояла тишина раннего холодного утра.
Только в густых зарослях облепихи возбужденно циркала крошечная птичка — крапивник да вдали перекликались между собой бородатые куропатки. Постояв немного, я пошел вверх по течению осматривая песчаные берега и наледи. Вскоре мой взгляд пал на большой круглый след зверя: он, несомненно, принадлежал волку.
— Знаешь, Ахмат, мое предположение полностью оправдалось: на речке я нашел свежий след волка,— сказал я товарищу за утренним чаем.— Он шел с севера, вниз по ущелью. Замечательные собаки у вас в Киргизии. Ведь один пес почти без помощи человека сумел не подпустить волка, и, быть может, не одного, к загону с баранами. Всю ночь он оттеснял серого разбойника к речке. Такой собакой скотоводу можно гордиться. Признаться, среднерусские собаки неспособны на подобный подвиг. Правда, наш волк покрупнее, посерьезнее вашего. Но зато собаки боятся его больше всего на свете. И вполне понятно, ведь, например, под Рязанью за зиму волки наполовину уничтожают собак в каждой деревне.
Когда после завтрака мы вышли наружу, чтобы идти на охоту, солнце успело выглянуть из-за гор и чуть пригревало озябшую землю. На куче соломы я увидел ту самую сторожевую собаку. Она чутко дремала после беспокойной ночи.
Охота затянулась до полудня. Студеное утро сменилось не по-зимнему жарким днем. Потом за нами пришла машина, чтобы перебросить в аул Торайгир. Назавтра мы наметили отъезд к востоку по северному берегу Иссык-Куля.
Утро шестнадцатого января. Машина в полной готовности стоит во дворе. Гудит мотор — пора выезжать.
— Кончилась хорошая жизнь! — сокрушенно вздыхает Марат.
«Всякая жизнь хороша»,— думаю я.
— Поехали! — кричит из кузова Александр Никитич и осторожно выводит машину на улицу, переезжает арык и, достигнув трассы, набирает скорость.
Направо широко раскинулось озеро, налево тянется горная Цепь Кунгей-Алатау. Протай, гостеприимный аул Торайгир!
Километрах в тридцати от аула удачным выстрелом м, добыли крупного интересного хищника. Мне было ясно, что это сокол. Но какой?
— Послушай, Ахмат, ведь это не сокол-сапсан, не балобан что же это такое?
— Сам не могу понять, не наш сокол, такого я не видел,- пожал плечами мой собеседник.
Я долго думал, потом вскочил, приоткрыл кабину и крикнул Ахмату:
— Догадался! Это редчайший сокол — алтайский кречет!
— Смотрите-ка туда. Неладное там творится,— прерывая! нашу беседу, показал на восток Александр Никитич. К этому времени мы привыкли к нашему шоферу и стали звать его просто Сашей. — Дует санташ. Он непременно нас захватит,— продолжал он, всматриваясь в черную тучу.
И действительно, на восточном горизонте черная туча закрыла небо; исчезли неясные очертания гор.
— Постой, друг! — поднял Саша руку, останавливая встречную грузовую машину.— Снег далеко? — спросил он незнакомого шофера.
— За конским заводом в Чолпон-Аты лежит пятнами, а в Григорьевне уже все снегом покрыто,— ответил он.
— А дальше?
— Дальше снег выше пояса; между Сары-Булаком и Тюпом занесено совершенно, целую ночь меня трактор тащил.
— Что же делать? — обратился к нам Саша.
— Давайте доберемся до знакомого рыбака в Средние Урюхты,— предложил Ахмат.— Там места интересные, сплошные заросли облепихи, у него переждем, пока дорогу расчистят.
Все согласились, и машина двинулась.
Но перед тем как рассказать о нашем дальнейшем путешествии, я расскажу о ветрах, периодически дующих на озере Иссык-Куль.
Ветер улан, или боам, дует с запада из ущелья, по которому течет река Чу. Он дует зимой и летом и поднимает в воздух такую массу пыли и мелких камней, что останавливаются проезжие машины, а люди, потеряв ориентировку, бродят словно в потемках. Чтобы предохранить себя от мелких летящих камней, на глаза надевают очки с толстыми стеклами, а на тело ватную телогрейку. Однако этот ветер действует на коротком расстоянии и вскоре теряет силу. От него легко укатить на машине, сделав километров сорок по направлению к востоку.
Более неприятен и опасен ветер санташ. Он дует с востока по нескольку дней сряду и проникает до самых западных оконечностей озера. Санташ в переводе на русский язык—«миллион камней». Почему его так называют? Быть может, достигая значительной силы, он, как и улан, поднимает в воздух и несет массу мелких камней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106