Они неуклюже топтались по полу и пищали, как пищат молодые голуби. В этот момент рядом появился выхоленный белый кот.
— Смотри, Рафаэль, кошка пискунов задавит,— предупредил я мальчугана.
Но он отнесся к этому равнодушно. Оказалось, что белый кот не трогает ни пискунов, ни взрослых домашних птиц, а охотится за мышами на чердаке и в сарае. Кстати, меня поразила приплюснутая голова этой домашней кошки. Как и другие кошки, встреченные мной в восточных частях Иссык-Куля, плоской головой они удивительно напоминали дикую кошку — манула. Рассвело. На смену студеной ночи пришло ясное холодное утро. Под лучами яркого солнца искрился снег, скрипели полозья проезжающих мимо розвальней. Потом солнце поднялось выше, согрело озябшую землю. Закапало с крыш. Крупные стаи крошечных горных птичек — корольковых вьюрков — облепили свисающие ветви берез, поедая их семена.
— Послушай, Ахмат, неужели мы будем сидеть в Пржевальске? Времени у нас мало, а мы без толку сидим в большом городе.
— А зачем сидеть? Если хотите, поедем в древесный питомник. Это не так далеко, и еловые леса там совсем рядом.
И вот мы опять на машине; она везет нас к горам, где в ущельях темнеют массивы тянь-шаньской ели. Машина доставила нас к подножию; дальнейший путь мы совершили пешком. Медленно поднимались дорогой все выше и выше и, насколько не изменяет мне память, к двум часам дня достигли лесного питомника. Там жил знакомый Ахмату лесничий. Его домик стоял на поляне. Вниз от него раскинулись искусственные насаждения лиственных древесных пород, выше начинались тянь-шаньские ельники. В домике лесничего мы и решили остановиться до завтра, чтобы обследовать местность, ознакомиться с птичьим населением ельников в зимнюю пору.
Много снега выпало в этом году. На ровных лесных полянах его было по пояс. В лесу бураны намели огромные сугробы, скрыв небольшие овраги, лесные ручьи, бурелом. Ходьба оказалась чрезвычайно трудной и даже опасной. Мы воспользовались торной дорогой (ею местные жители возили с субальпийских лугов заготовленное сено) и все-таки проникли в глубину елового леса и к его верхней границе.
Мертвая тишина царит зимой в горном хвойном лесу. Как бы дремлют запорошенные снегом ели, подолгу не услышишь птичьего голоса. Только изредка появится стайка непоседливых птичек — корольков и синиц. Негромко перекликаясь нежными голосами, попискивая, они перепархивают с ветки на ветку, подвешиваются вниз головой, шуршат в древесной коре. Но вот стайка переместилась на группу соседних деревьев и исчезла из виду. И тогда в сонном лесу вновь воцаряется холодное безмолвие и неподвижность. На широкой поляне между ельников, у занесенного горного ключика, птиц значительно больше. Промерзшие ягоды барбариса и шиповника и журчание ручейка привлекают пернатых обитателей субальпийских лугов и горного леса. Стайки королевских вьюрков, розовые чечевицы да арчовые дубоносы прилетают сюда к водопою.
Хорошо было на этой полянке в дневные часы, когда высоко поднималось яркое солнце и под его лучами становилось тепло! Синело небо, на склонах темнели остроконечные ели да искрился
снег.
Переночевав у лесничего, на другой день мы возвратились в город и утром 23 января, простившись с гостеприимными родственниками Марата, тронулись в обратный путь по южному берегу озера Иссык-Куль. Утро было ясное и морозное. Нам так хотелось как можно скорее оставить позади зиму, увидеть не покрытую снегом, живую землю! Дорога на южном берегу озера оказалась прекрасной: справа от нас широко раскинулось озеро, слева тянулись горные хребты. Делая редкие остановки и ограничиваясь наблюдением сквозь стекло кабины, мы стремимся сегодня покрыть возможно большее расстояние: ведь 25 января нам необходимо возвратиться во Фрунзе. И наша машина с большой скоростью катится к западу.
С каждым часом снегу становится меньше. Наконец, он почти исчезает. Темная земля, покрытая сухой, прошлогодней травой да редким мелким кустарником, тянется по обеим сторонам вдоль дороги. После глубокого снега хочется побродить здесь с ружьем, но нам необходимо не слишком поздно добраться до селения Борскаул, где также живут родственники Марата и где мы рассчитываем провести эту ночь.
Солнце склоняется к западу. Потом наступают ранние сумерки. Вот впереди машины над серой степью плавно скользит какая-то крупная птица. Это болотная сова вылетела за добычей. Она поднимается высоко в воздух, а затем, часто взмахивая крыльями, бьется на одном месте, сверху высматривая грызуна. А вот на телеграфном столбе сидит другая сова — крупный филин.
Тараща глаза, он подпускает машину на несколько метров. И. фоне светлого неба хорошо видны его контуры, длинные ушные пучки перьев.
Потом ночь в гостеприимном домике, утро и опять дорог,
Двадцать четвертое января мы провели на колесах. Сначала мы двигались вдоль берега, затем обогнули безлесные горы с пологими склонами и опять приблизились к берегу. Много водяные птиц проводят здесь зиму. Темными пятнами они покрывают неподвижную воду заливов, табунами поднимаются в воздух Но и тут мы не делаем остановки. Надо спешить.
Спускается солнце, начинает темнеть. Коротки южные сумерки; на смену надвигается ночь.
— Давайте остановимся в Боамском ущелье, ведь это последнее теплое место! — предлагаю я на другое утро, после ночлс в Рыбачьем. Мои спутники соглашаются.
В ущелье как-то особенно тепло. Яркие лучи солнца зали вают поредевшие заросли облепихи, обрывы, обнаженную землю Над протоками перепархивают пестрые горихвостки, порой из-под самых ног вылетает фазан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106