а вскоре впереди
замаячили и барханы. Значит, настоящая пустыня только начиналась. И,
естественно, я не мог даже приблизительно судить о том, где она
заканчивается. Сейчас я сам удивляюсь, что не повернул тогда назад: лезть
очертя голову в пески с одной початой флягой воды и вовсе без пищи было
чистым безумием. Но мною, вероятно вследствие жары и усталости, владела
какая-то особенная упорная злость, не считавшаяся с доводами рассудка.
Кому-то удавалось пересечь эту пустыню, раз слухи о людях, живущих за ней,
дошли до мутантов - и это соображение перевесило в моих глазах все прочие.
По счастью, мне хватило ума перестроить свой суточный график: я шел всю
ночь, перенеся отдых на жаркие дневные часы.
Весь четвертый и пятый день я карабкался с бархана на бархан,
по-прежнему ориентируясь по солнцу и отчаянно стараясь растянуть запас
воды. Голова гудела от жары, на лице и руках облезала обожженная кожа;
вдобавок ко всему мои убогие сандалии не могли должным образом защитить
ноги от раскаленного песка. На исходе пятого дня я выпил последнюю каплю
воды. Теперь дороги назад не было: учитывая, что силы мои с каждым днем
уменьшались, я едва добрел бы до северной границы песков.
Шестой день был сплошным кошмаром. Голова моя словно наполнилась
расплавленным свинцом, а рот - ватой. Глаза болели от нестерпимо яркого
света и пыли. Несколько раз я падал, взбираясь на на бархан, и сползал по
склону вниз. Удивительно, что я всякий раз поднимался. Еще более
удивительно то, что я все еще как-то ориентировался по солнцу и не
принялся кружить на одном месте, как это часто бывает в таких случаях.
Постепенно я впадал в полное отупение, и даже мысль о скорой гибели не
слишком пугала меня, но все-таки я шел - а кое-где и полз - вперед.
Предрассветная прохлада немного освежила меня, но ненадолго. Было
еще, должно быть, не позже десяти утра, когда я свалился у подножия
очередного песчаного холма и погрузился в полусон, полуобморок.
Я выныривал из забытья долго и тяжело; когда же наконец ясность
сознания вернулась, я понял, что этот день станет последним. Констатировав
это с некоторым даже облегчением, я принялся собирать свои вещи. Как раз в
тот момент, когда я вытаскивал из песка арбалет, по склону бархана ко мне
скользнула тень. Я вскинул голову и увидел силуэт, поднимавшийся из-за
песчаного гребня; пока видны были только голова и плечи.
Мое полумертвое состояние моментально улетучилось. Я быстро вложил
стрелу и натянул тетиву (арбалеты мутантов весьма совершенны по своей
конструкции и приводятся в боевую готовность почти мгновенно). Незнакомец
тем временем полностью поднялся на гребень. В тот момент я не обратил
внимания ни на его лицо, ни на одежду; я видел лишь, что он тоже вооружен
арбалетом.
Удивительное дело, но ни одному из нас не пришло в голову окликнуть
друг друга, вступить в переговоры, хотя бы опустить оружие в знак мирных
намерений. Каждый только видел арбалет в руках другого и торопился
выстрелить первым. Это удалось ему.
Однако стрела прошла высоко над моей головой. Осознав, что
промахнулся, он хотел отступить назад, за гребень, но я уже спустил
тетиву. У меня не было возможности хорошо прицелиться; это была чистая
случайность, что стрела вонзилась ему в грудь. Он нелепо взмахнул руками и
скатился по склону бархана к моим ногам.
Он был еще жив, когда я поспешно его обыскивал. Вот и фляга; но,
откупорив ее, я убедился, что она так же пуста, как и моя собственная. Я
зарычал от отчаяния; а потом, взглянув в его закатывающиеся глаза,
решительно вытащил нож и взрезал артерию у него на шее, припадая ртом к
ране. Я высасывал его теплую, с металлическим привкусом кровь, пока она
еще текла. Наконец я выпустил безжизненное тело, и оно упало на песок.
Этот жуткий напиток придал мне сил. Поднявшись, я перешагнул через
труп и побрел вверх по склону бархана.
Оказавшись на гребне, я увидел город.

45
Это был город моей эпохи, один из крупных городов Проклятого Века -
вернее, то, что от него осталось за семь столетий. Ни одно здание, ни один
из величественных небоскребов не уцелел полностью. Повсюду, точно гнилые
зубы, торчали развалины. Часть их, вероятно, уже поглотили волны
наступающего с севера песчаного моря. Однако натиск барханов сдерживали
заросли какого-то серого колючего кустарника, покрывавшего южные склоны.
Видимо, здесь было уже не так плохо с водой.
Некоторое время я разглядывал с гребня расстилавшиеся передо мной
руины, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни. Не обнаружив
таковых, я двинулся вперед, на всякий случай перезарядив арбалет и держа
его наготове.
Вблизи город выглядел таким же мертвым, как и издали. Прежние улицы
были погребены под многометровым слоем обломков, щебня, глины и песка, так
что дома начинались этажа с третьего-четвертого, насколько я мог судить,
заглядывая в оконные проемы, и редко превышали в высоту десять - от нового
уровня земли - этажей. Дальше - а часто и от самой земли - начиналось
бетонное крошево, заржавелые обломки арматуры, кое-где еще блестели чудом
уцелевшие осколки стекла и болтались рваные оплетки кабелей. Тут и там
груды мусора на месте рухнувших зданий преграждали путь. Где-то можно было
увидеть разбитую ванну или почти целый унитаз, где-то - раскуроченный сейф
или ржавый остов холодильника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84