Еще около часа со стороны крепости подводили новых пленных; всего нас
набралось около шестидесяти. Остальные, очевидно, были мертвы; мутанты
прикончили раненых, больных, а также, надо полагать, тех, кто не прошел
осмотр, если таковые были. Когда привели последних солдат, нас всех
выстроили в колонну по одному и соединили веревками наши ошейники, после
чего снова велели лечь.
До полудня победители отдыхали, не обращая на нас внимания. Я
подумал, что если пыток и издевательств нет сейчас, то их, видимо, не
будет и потом; однако существовала вероятность, что они просто не хотят
мелочиться и там, куда нас приведут, нас ожидает полная программа со
множеством зрителей. Что ж, любая отсрочка повышала шансы на побег. Я
осторожно наблюдал за мутантами. Всего их после боя осталось чуть меньше
двухсот, включая раненых; в целом их потери были ничтожны в сравнении с
нашими. Мутанты валялись на траве, жгли костры, жарили мясо; его аромат
живо напомнил мне, что я не ел со вчерашнего дня. Однако, после того как
наши победители поели сами, они накормили и нас - не то чтобы очень сытно,
но лучше, чем я ожидал. Наконец они стали собираться в путь. Большой отряд
разделился на три части. Основные силы должны были продолжить борьбу
против грундоргцев; тяжелораненых оставили здесь - как я понял, лес с его
целебными травами хорошо подходил на роль лазарета; несколько человек
оставалось для охраны раненых и ухода за ними, в том числе и горбатая
старуха. Наконец, три десятка солдат, половина из которых получили легкие
ранения, должны были отправиться в тыл и отконвоировать туда пленных.
Начальник этого отряда, человек без левого глаза (не было даже глазницы -
просто гладкая ровная кожа на ее месте), так обрисовал нам ближайшие
перспективы:
- Кто хочет жить - идти, быстро идти. Тогда не бить и кормить. Кто
плохо идти - делать больно. Кто пытаться бежать - страдать, сильно
страдать. Идти тихо, разговаривать нет.
И вот мы тронулись в путь, на юг, вглубь страны мутантов. Сплошной
лес вскоре кончился, перейдя в лесостепь; ко всем прочим неудобствам
прибавилось палящее солнце. Впрочем, неудобства оказались меньше
ожидаемых. Кандалы, делая невозможным бег, почти не мешали при ходьбе: они
явно были сделаны не из железа и не из стали, а из какого-то легкого
сплава. Впервые я подумал, что по уровню технологий мутанты могут не
только не уступать королевствам севера, но и превосходить их. Конвойные
относились к нам, разумеется, без особой симпатии, но и без ненужной
жестокости. Я подумал, что вряд ли мы нужны им для какой-то ритуальной
церемонии: скорее всего нас просто собираются продать в рабство, и мы не
должны терять товарного вида. Кормили нас мутанты тем же, что ели сами. На
привалах нам на некоторое время освобождали руки, причем не всем сразу, а
по очереди, десятками. Неприятнее всего мне показалась необходимость
оправляться публично и по команде.
В первую ночь я проснулся от боли в связанных запястьях: веревка была
затянута слишком туго, и я понял, что почти не чувствую пальцев. Удастся
ли упросить кого-нибудь из мутантов ее ослабить? Я приподнял голову и
огляделся. В нескольких шагах от меня горел небольшой костер. У огня,
положив руки на колени, сидел мутант, очевидно, один из караульных.
Вглядевшись повнимательнее в освещаемое колеблющимся светом лицо, я понял,
что это женщина.

39
- Эй! - тихо окликнул я ее. Мутантка обернулась. Насколько я мог
судить при таком освещении, ей было где-то между двадцатью и тридцатью, и
на лице ее не было заметных дефектов. Если судить только по лицу, то в мою
эпоху призового места на конкурсе красоты она бы не заняла, но замуж бы
вышла без особых проблем. У меня неожиданно сработал стереотип (вообще
говоря, неверный, особенно в эмансипированных обществах), что женщины
менее жестоки, чем мужчины, и я попросил о большем, чем собирался.
- Послушай... У меня затекли руки. Ты не могла бы их развязать? Я
ведь все равно не убегу.
Секунду она раздумывала, затем огляделась, проверяя, не наблюдают ли
за нами другие караульные (всего их было пятеро). Я вдруг подумал, что
нашим конвоирам приходится тяжелее, чем нам: ведь мы можем спать всю ночь,
а они вынуждены посменно нести дежурство. Впрочем, как говорят в
Грундорге, "ошейник раба весит больше, чем доспехи воина".
Именно моим ошейником и привязанной к нему веревкой она и занялась в
первую очередь. Убедившись, что никакого подвоха нет и веревка по-прежнему
крепка, она освободила мои запястья, и я принялся растирать их,
восстанавливая кровообращение.
- Спасибо.
- Только это ненадолго, - предупредила она. - Когда моя смена
кончится, придется снова связать тебя. И держи руки за спиной.
(Разумеется, она говорила на языке Соединенных Республик не так гладко, но
мы понимали друг друга, а потому я не стану передавать в своем
повествовании ее акцент.)
Убедившись, что она не настроена враждебно, я решил продолжить
разговор.
- Как тебя зовут? - спросил я. Возможно, со стороны пленника это было
дерзостью, но я не заметил, чтобы мутанты придерживались этикета.
- Эрмара, - ответила она.
- А я Риллен. С севера. Мне прежде никогда не приходилось встречаться
с му... с вашим народом, - я, пожалуй, слишком нарочито попытался снять с
себя ответственность.
- Мы не считаем слово "мутант" оскорблением, - холодно
проинформировала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84