В поселке Лесопильный Завод жил Шишханов Хасан, бывший абрек, молчаливый, необщительный, стареющий мужчина. Он работал на пилораме, тесал слишком толстые бревна, чтобы они могли войти в раму. Хасан был аккуратен в работе, вовремя совершал намаз и ни с кем без особой (производственной) надобности не разговаривал.
Его хижина - всего одна комнатка - стояла на горе. Вечером после сумерек, летом и зимой, там пылал костер. Домик свой он не топил даже зимой, хотя дрова - сухие, нарубленные и готовые - стояли тут штабелями. Он никогда не зажигал света. Странно жил этот человек, а может, доживал.
С порога дома дяди, у которого жил студент, в потемках видна была согбенная фигура, сидящего у костра долгими часами, до поздней ночи.
О чем он думал? Какие воспоминания маячили перед его взором? То знал сам Хасан и Господь Бог, но еще хотел это знать и студент.
Как к его измученному сердцу подобраться? Есть же где-то эта дверца. Должна быть.
- Хасан, где твой запасной топор, дай я его в мастерскую снесу наточить.
Хасан, не отрываясь от работы, кивает в ту сторону, где на бревне торчал топор.
В мастерской работал второй дядя студента Сулейман, очень добрый, мягкий человек.
- Воти, наточи этот топор хорошо.
- Знаю - это топор Шишханова Хасана.
Дядя оттачивал топор до такого состояния, что им можно было бриться. Студент шел назад.
- Хасан, смени топор. Тот, что у тебя в руках, затупился, а этот острый, как бритва.
Он менял топор, а затупившийся протягивал студенту, точно зная, что он с ним тотчас же пойдет в мастерскую. В благодарность - кивок и тихим голосом три слова:
- Благослови тебя Бог!
У него всегда была литровая бутылка свежей родниковой воды. Ее приносил юный друг. Студент приглашал его на обед. Хасан отказывался, никогда ни к кому не ходил в гости. Как ни старался студент, а сердце Хасана оставалось глухим, равнодушным. Так ему казалось.
Каждый пятничный вечер старик разносил по соседям большие с кулак куски сахара. Подавал саха, поворачивался и молча уходил. Но студенту помог один случай.
…Был яркий летний день. Во дворе Лесозавода люди разговаривали на ухо, потому что стоял шум. Звенели топоры, визжали пилы, дико свистели, завывали станки. Гулко тарахтела пилорама. И вдруг резкий обрыв этого шума - инженер отключил главный рубильник завода на обед. Но еще несколько минут шум стоял в ушах людей. Рабочие побрели к своим домам.
Хасан аккуратно завернул свои топоры в брезентовые чехлы, взял их под мышки и зашагал в сторону своей хижины. Тут его дерзко окрикнули:
- Яй, Шишханов! Стой, не уходи! Мы с тобой не докончили наш разговор, который начали в сорок седьмом.
Хасан резко повернулся, видимо узнал этот грубый голос.
- А-а! Гани, это ты? Тебя трудно узнать в нашей форме. Ну, прямо настоящий ингуш! Раньше ты носил змеиную шкуру. И усы.
Виляя между наваленными как попало бревнами, стремительными шагами к Хасану приближался пожилой мужчина плотного телосложения, на голове папаха, одет в синие галифе и гимнастерку, перепоясанный кавказским наборным поясом. Видно было по лицу, что он идет не на дружескую беседу.
В двух шагах от Хасана он остановился, и, жестикулируя, стал кричать:
- Ты думаешь, я тебе позволю жить на земле моих ноанахой? Забыл, как мы с тобой расстались? Быстро собери свои тряпки-шмотки и убирайся из Мужичей. Даю тебе ровно час времени.
- Гани, насчет земли: она принадлежит Богу. И я на ней буду жить, пока Он позволяет. Никуда из Мужичей я не уеду, теперь тем более. Твоего времени мне не надо. Я тороплюсь на намаз. Говори скорее, зачем пришел. Чего тебе от меня нужно?
- Я пришел выкинуть тебя из этого села.
- Ну, так выкидывай, раз ты за этим пришел.
Гани орал на весь завод, Хасан отвечал коротко и спокойно.
- Не уйдешь?
- Нет.
- Посмотрим! Через час от твоего сарайчика останется один пепел, а ты будешь выпровожен пинками за околицу.
- Это слова крикуна, Гани, а ты дело делай.
- Дело? Хорошо! Стой там, где стоишь, если ты мужчина.
Гани быстро зашагал в Мужичи.
Хасан стоял бледный, как вкопанный, глаза сверкали сталью.
На крики стали сбегаться рабочие со всех цехов. Первым пришел дядя студента Асламбек и его напарница по станку Маша.
- Хасан, кто этот человек? И что ему нужно от тебя?
- Асламбек, этот человек вспомнил наш давнишний спор и намерен сегодня закончить его. Вам не надо в это дело вмешиться.
Рядом с Хасаном встал двоюродный брат студента, сын Асламбека, тоже с топором в руке.
- Башир, ты что задумал? Иди на обед.
- Пообедаем. Хасан, потом, когда выясним, на что способен этот горлопан. Можешь на меня положиться.
Башир был парень плотный, крепкий, как молодой дубок, и не трусливого десятка. В поселке это знали.
С Верхних Мужичей по извилистой тропинке беглым шагом стала спускаться группа мужчин во главе с Гани.
- Он ведет ноанахой! Ва устаз, что же ты стоишь, Хасан, беги, спасайся! - Закричала испуганная женщина.
И тогда народ хлынул со всех сторон к месту скандала.
- Воти, у них оружие! - крикнул дяде студент. - Я сбегаю за ружьем.
Асламбек на миг повернулся и кивнул головой - разрешил. До дома не более сорока шагов. Прыгая через поленья и коряги, он влетел в дом, сорвал со стены ружье с патронташем и побежал назад.
Он взобрался на самый верх наваленного в беспорядке кряжа, переломил ружье и зарядил.
- Дядя Асламбек, эта кодла драться что ли идет сюда?
- Да, Маша, драться. Уходи подальше. Ты - женщина…
- Да ну, дядя Асламбек! Нам с Вами, что клеп колоть, что дуракам черепа колоть один хрен.
Маша нагнулась себе под ноги, подняла толстую буковую палку с метр длиной, взвесила в руке и осталась довольна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91