Казачина рассказал, что едят ингуши самое обыкновенное «точило», макают его в «мочило».
- Бог с ним братцы с «точилом», но вот «мочило»… Я обмакнул кусочек «точила» в «мочило» да положил в рот - огонь из глаз, да так что колокольни ростовских церквей завидел. Коли они такие муки терпят постоянно, когда едят, что им другие опасности? Нет, братцы, ингушей нам вовек не одолеть.
И сумел же Степан Лукъяныч все эти тонкости довести до ингушей старцев. Такой буйный хохот поднялся на балконе, где они сидели. Громко хлопали в ладоши.
Это старый казак рассказал в ответ на шутку старика-ингуша.
- Шапи, давал *! Тебя побили! Ва-ха-ха! А мы думали, что ты у нас непобедим. Эшшахь!
Шапи смущенно улыбался - вынужден был признать свое поражение.
Когда выезжали из дома, Анна тревожилась, что отец не освоится с новыми родственниками. Теперь радовалась, видя каким вниманием его окружили и как он слился с этой компанией.
Солт извинился и встал. Анна поняла. Она пошла за тестем. За навесом двое молодых парней повалили большого барана.
- Воти, - Анна взяла старика за рукав чохи, - не надо резать барана.
- Почему? Такой гость - ему не резать, так кому?
- У папы, моего отца, часто болит голова. Ему нельзя кушать баранину.
- Я такое слышал от одного доктора-ингуша. Ладно. - И он приказал отпустить барана.
Но на его место привели двухгодовалого бычка. Когда Анна запротестовала, Солт просто взял ее за руку и отвел подальше:
- Это не женское дело. Ты что? Большой гость в доме и кровь не пустить? Мы не нищие и не потеряли эздел. Знаешь, какое будет мясо? В горячую воду опустил, достал - и кушай, пожалуйста.
Два дня отгулял Степан Лукъяныч и вернулся домой. С тех пор закрутилась родственная карусель.
По базарным дням в доме Левенцовых полно гостей из ингушских селений.
А на всякие торжества Левенцовых приглашали в Базоркино. Саша с радостью ехал к кунакам, возвращался веселый и довольный.

* * *
Гири тяжело опустил ноши на пол, выпрямился и грустно улыбнулся.
- Как вы живете, сноха?
- Ничего, Гири. А вы?
- Та-а-к… я тебе привез овечий сыр - прямо в рассоле. Ты просила топленое масло, которое делают старые бабушки. Тоже привез. Зернистое. Пахнет травой, которую кушали коровы и мед. Это мед диких пчел. Для захала. Как лекарство.
- А ну сядь, Гири. Ты чего такой грустный.
- Отец больной. Очень больной.
- Что с ним?
- Под левой лопаткой болит. Лежит, зубы стиснул. Пот как дождь. Иногда кричит.
- А что там под лопаткой?
- Не знаю.
- Я поеду с тобой в Базоркино - я же врач.
- Солт сейчас не в Базоркино.
- А где?
- В горах.
- Так поезжай, привези его сюда. Мы его в больницу положим.
- Нельзя, - покачал головой Гири. - Солт ранил председателя сельсовета, разрубил кинжалом плечо. Тот пришел во двор и ругался, что Солт богатый, овец в горах имеет. Ругался, ругался и замахнулся кнутом. Это большой позор для ингуша. Солт ударил кинжалом. Баш на баш по-ингушски. Но председатель сообщил властям, приехали гепеушники, Солт сбежал. А теперь больной, - Гири схватился за голову.
- Я поеду к Воти в горы, - заявила Анна.
Погодя вернулся домой Степан Лукъяныч, а потом и Саша.
Узнав в чем дело, решили, что Анна должна поехать и постараться помочь больному.
- Это не очень далеко, - обрадовался Гири, - прямо сразу как поднимешься около аула Гарак.
Пока Анна собирала свой медицинский саквояж, Саша стал кормить гостя.
- Что там у отца не знаю, но спирт, йод, бинты и кое-какие медикаменты не помешают - я быстренько в аптеку.
Аптека была через квартал, она скоро вернулась, закупив все, что посчитала нужным. Гири с Сашей во дворе обхаживали лошадь.
Когда Анна вышла во двор, Гири одним взглядом оценил ее походную экипировку, чуть улыбнулся и спросил:
- Сапог нет?
- Есть сапожки. А что?
- В этих тяжело будет ходить, - указал он рукой на ее ботики на высоких каблучках.
- Верно, - согласилась она, - одену старые сапожки.
Степан Лукъяныч не дал ей вернуться в дом.
- Не возвращайся назад: плохая примета. Сапожки я вынесу, переобуешься на порожке.
По улицам города шли рядом, ведя коня под уздцы. За городом оба сели на лошадь, надо было торопиться, чтобы переправиться через Терек засветло.
Сумерки их застали уже на той стороне переправы. Вон и башни Гарак. Проехали мимо, оставив их справа. Поднялись на вершину, стали спускаться по узенькой тропке. Гири сошел, повел коня.
- Крепко держись за седло. Скоро будет хорошая дорога. Здесь не далеко уже.
Спустились в темное узкое ущелье, стали подниматься на крутой холм. Когда невдалеке показалось какое-то строение, Гири обрадованно сказал:
- Вот. Мы приехали. - Он остановился. - Воти! Ва Воти. Это мы!
- Кто с тобой? - Послышался сверху хрипловатый голос.
- Со мною врач, твоя сноха Анна.
Старик что-то пробурчал.
Когда- то говорят это был храм и люди по весне и осени приходили сюда помолиться. Здесь приносили в жертвы овец и веселились. От храма остались три стены. Пастухи соорудили временную хижину, чтобы укрыться от непогоды. Вот где страдал от жуткой боли под лопаткой старый Солт. Его то бросало в жар, то он обливался потом.
- Зачем ты притащил ее в эти дебри? Зачем впутывать этих мирных людей в наши дела? - Ругал сына старый Солт.
- Я зашел навестить ее. Обмолвился, что ты болен. Она сама надумала приехать, а отец и брат одобрили и собирали ее. - Оправдывался Гири, вороша угли в очаге, в углу хижины.
- Как там Степан? - Спросил больной.
- Папа здоров. Воти, здесь темно. Утром мы посмотрим больное место. А пока выпей вот эти две пилюли. Жар спадет, и боли не будут мучить.
На широкую ладонь горца легли два лекарства, Солт опустил ладонь до самой земли, пилюли забелели от света очага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91