«Ты с пистолетиком не балуйся, а то без головы останешься». Вскрываю ящик с автоматами, и что ты думаешь Лешка - там лежат новенькие «Шмайстеры» в смазке. Вот, сука, а! я открываю винтовки - немецкие, обмундирование - немецкое. Больше я открывать не стал. «Ах ты, сволочь! Ты думал, что у ингушей в голове масла не хватит, чтобы твое говно разгадать. Мы унесем это оружие в отряд, а ты пошлешь во след НКГБ. Нас возьмут с немецким оружием и немецким обмундированием - вот, смотрите, ингуши создали на поддержку немцам целый отряд! Ты это хотел, шакал? Вот тебе!» Я поднес ему под нос дулю, отобрал оружие, потом дал хорошо в ухо, взял под мышки, как ягненка и понес в кабинет секретаря райкома, такой русский Шустов был. Индентантика бросил к нему под стол хорошим пинком, а сам стал навытяжку у двери. Там еще двое сидели, один русский и ингуши Мальсагов Тухан и Абдул-Хамид. «Что это?» - спрашивает русский. «Это немецкий шпион. Я его арестовал». «А ты кто?» «Начальник разведгруппы партизанского отряда имени Серго Орджоникидзе». «Что этот человек сделал?» «Вот смотри, - говорю, - я приехал за снабжением для отряда. Он выдает. Вот бумага. Тут написано: триста винтовок советского производства образца 1940 года, тридцать автоматов ППШ, десять револьверов системы «Наган», триста пар белья для рядовых Советской Армии. А что он выдает?» «Что?» - и те двое встали. «Пошли сами посмотрите, тут рядом». Интендантика я подхватил и понес с собой. «Отпусти его», - говорит начальник. «Нет, не отпущу. Грязную кошку носом тыкают в то, что она наложила». Прошли мы туда. Ящики открытые стоят. С моими людьми скандалят какие-то двое русских, выгнать хотят из кабинета. Начальники смотрят бумагу, смотрят ящики. Я вытащил немецкий френч с погонами, показал им, показал этому интендантику: «Тебе кто это дал? Гитлер?» - И еще раз дал в другое ухо, голова у него нормальная стала, круглая, обе щеки вспухли. Русские забрали у меня интенданта, мол, хватит, дальше сами разберемся. Мне же по описи выдали двести пятьдесят винтовок, пятнадцать наших автоматов, три револьвера, чай, сахар, муку и крупы. Все точно проверил и повез на базу. Наказал беречь и стеречь. Я знал, что этим дело не кончится. Абдул-Хамид узнал, что случилось. «Ты хороший замах
*
. Ты спас весь наш отряд. Нас всех могли расстрелять вместе. Это их шутки. Кобулов с Меркуловым руки свои, наверное, кусают. Твой интендант признался, что эти «подарки» ингушам послал Кобулов». У меня тут такое слово вырвалось: «Ваи-и, Адбул-Хамид, так очень тяжело: воевать с немцами и постоянно оглядываться назад, чтобы эти крысы за пятку не укусили. Не лучше ли сперва их всех перебить, а потом с именем Аллаха и за немцев взяться?» Ваи! Как он испугался! Эх-яхь! «Замолчи!» - сказал, - «даже в уме такие вещи не говори. Погубишь не только себя…»
Давай, Лешка спать! У меня глаза слипаются. Раздевайся до белья и спи спокойно. Когда представляется возможность, абрек должен дать телу полный отдых.
Уже засыпая под толстым шерстяным одеялом, полуохрипшим от надвигающегося сна голосом Лешка спросил:
- Все партизанское снабжение ты припрятал на всякий случай?
- Нет, что ты. После того, как немцы отошли зимой 1943 года, приехала целая комиссия и все забрала по описи - патрон в патрон. Ты был здесь, когда мы эти дела делали. Я тебе не рассказывал - военная тайна. Я и отцу не рассказывал… А это, что здесь мы приобрели на стороне у армейских интендантов купили на пять человек. Комиссия попросила штаб показать - я показал совсем другое место, пещеру за Эршты. Там мы кое-что держали. Вот, Лешка, какая ингушская история. Э-эх!
- Ты не плохо говоришь по-русски.
- Я один год учился в Буро, это было… Это было в 1928 году. Отец отдал меня частной учительнице, русский язык выучить, читать - писать! Я хорошо учился. Учительница была грузинка, старая и умная женщина… нас было у нее девять учеников, все разные: большие-маленькие, девочки-мальчики. А одна русская девочка была Полечка, маленькая, худая, тихая, бедная. Учительница ее за так учила. Обижали ее ни за что, просто так, все, кроме меня. Мне жалко было, и защищать стыдно: смеяться будут. Но я не выдержал, взял Полечку за руки и посадил возле себя. Был там такой мальчик Котов Шурка, с большой головой и большой дурак, из богатой семьи. Отец его шкурами торговал. Я в уборную пошел, а он побил ее. Прихожу - Полечка плачет, сильно плачет, а Котов смеется. У-ух, я рассердился, кинжал выхватил и на него кинулся. Он хотел в дверь бежать - я туда. Дети «ай-ай!» кричат, учительница - «вай-вай!». Котов раму высадил и на улицу - я за ним по улице. Я же горец, а он жирный, видит, что ему не уйти, по водосточной трубе вверх на крышу полез. Как кошка! Я хотел тоже, а кусок трубы оторвался. «Слезай, - говорю, - тебя зарезать надо. Ты большой негодяй. Тебе не стоит жить». «Нет, - говорит, - не слезу». «Ничего, я тебя завтра зарежу. В школу придешь?» «Завтра, - говорит, - я с отцом приду. Он тебя вот таким большим тесаком, которым шкуры выделывают, зарежет». «Ничего, - говорю, - он меня зарежет, а потом из гор придут мой отец, брат отца, три брата матери, мои двоюродные братья: Тод, Аслан, Лабзан, Алтаж, Хуси и Чарг - всех вас зарежут, никого не оставят». Я пошел к учительнице… Ну, тут кончилась моя учеба, Лешка, отец меня домой повез. А еще я в армии был. Служил в пехоте под Брестом. И у тебя я учился говорить.
- Брест рядом, где я жил.
- Да, наверное. Когда я в Брест попал, думал, что это Буро, везде по-нашему говорили: ингуши и чеченцы, почти весь гарнизон из наших был. Давай спать… Сегодня я столько разговаривал, что рот болит. Спокойной ночи!
- И тебе… брат Оарцхо…

* * *
Лешка сладко вытянулся под одеялом, но ноги еще ныли от вчерашних усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91