Большое Вам спасибо! Живем мы в небольшом селе, всего тридцать четыре дома. Кругом степь. Это колхоз. Я на волах вожу сено. Другой работы здесь нет. Это место совсем-совсем не похоже на нашу землю гор нет вообще зимой очень холодно.
Тетя Анна, если бы Вы знали, как много людей наших умерло от голода, холода и болезней. Умирали целыми семьями, так что еле успевали хоронить. Помните, девочку Макку с кудряшками, она всегда прибегала к Вам, когда приезжали, чтобы получить гостинцы? Помните? Нет теперь ни Макки, ни всей их большой семьи - двенадцать человек. Одиннадцать человек умерло, а старший брат сошел с ума. Тут такие дела.
Старики говорят, что голод пошел на спад, теперь умирают меньше. Но мы все живы. Воти просит еще раз написать привет. До свидания!»
Анна немедля собрала две посылки и отослала.

* * *
Солдат упорно разглядывал ее единственным глазом, а на лице непонятная улыбка. Правый пустой по плечо рукав был заткнут по пояс. Правая щека исковеркана шрамом от скулы до глазницы. Походная сумка висела через плечо. Он ее поставил на землю.
- Солдат, Вам кого? - Спросила Анна с порога.
- Не узнаешь, сноха?
- Боже мой! Кто ты? Гири! - она бросилась к деверю и разрыдалась у него на груди.
- Да. Ничего. Меня действительно трудно узнать. Был целый человек, а теперь - полчеловека.
- Где это тебя - в Берлине?
- Нет, сноха, до Берлина я не дошел сорок километров. В деревушке одной. Из миномета. Мне кисть руки оторвало и глаз выбило. Пошла гангрена. Сперва по локоть отрезали, а потом по плечо… Но жив.
- Ну и слава Богу, пошли в дом.
- Тут наших вывезли… Я не знал, ехал домой. А в вагоне об этом меж собой осетины говорили. Я подслушал. Решил сперва к тебе зайти, а потом уж в Базоркино.
- Не стоит в Базоркино. Тебя задержат и под конвоем отправят в Казахстан. Я знаю, где наши - они в Акмолинской области. Сын твой, Савик, догадался по прибытию на место написать. Мы переписываемся. Я даже посылочки высылаю. Все живы. Вот тебе и первая радость. Пошли в дом. Пошли.
- А Саша как?
- Пишет, что скоро демобилизуется. Дважды был ранен.
- Я думал, что Родину защищаю, а я убийц моего народа защищал… - у него дрогнул голос.
- Успокойся, Гири! Не надо об этом. На то воля Аллаха.
- Да. Да.
На самом пороге он вдруг остановился:
- А он? - Спросил Гири шепотом.
- Жив.
- Мстит?
- Да.
- Бывает?
- Да.
Переступив через порог, он взглядом что-то искал.
- Степан Лукъяныч, вышел куда?…
- Нет папы более. Умер он еще в сорок первом. Воти его и похоронил, все расходы на себя взял.
Долго стоял Гири посередине комнаты, не решаясь сесть.
Господи, как сильно изменился этот мир за эти года!
Неделю провел Гири у Анны, отсыпался, досыта наедался нормальной домашней едой. Втайне он надеялся встретиться с буйным братом, но этого не случилось.
Снабдила сноха деверя целым мешком харчей, дала денег на дорогу, купила билет и отправила к семье в Казахстан. По прибытию на место обещал сразу написать. Что он и сделал.
В конце сорок шестого вернулся Саша, привез с собой жену-молдаванку. Оказывается, он целый год занимался перевозкой трофеев из Германии. Саша пил и очень много. На этой почве между супругами возникали скандалы, иногда доходящие до рукоприкладства, и Анна ничего с этим не могла поделать. Саша портился прямо на глазах. Наконец молдаванке надоело все это - уехала, не попрощавшись. Она написала с поезда: «Саша, прощай! У тебя уже есть одна жена - водка, зачем тебе вторая?»
Саша стал пропадать неделями. Часто отсиживался в милиции за пьяные дебоши. Анны он боялся, никогда не отвечал дерзко на упреки.
Однажды она безнадежно вздохнула:
- На тебе, Саша, прекратился наш род. Теперь я рада, что папа не дожил до этих дней.
- Сестренка, прости меня, я - кончился. Вроде я живой, а души моей уже нет. Война убила мою душу. Слабый я оказался.
И она больше не сказала ему ни единого слова упрека - бесполезно, но любви сестринской к нему не теряла.
Но и он держался определенной грани - сильно пьяный на глаза ей не попадался.

* * *
Эти четверо неожиданных гостей, не отходя от порога, рассматривали ее. Сердце у Анны дрогнуло.
- Анна Левенцова? Жена Асламбека?
- Я - Анна Левенцова, жена…
Тот, что стоял в середине, видимо старший, кивнул головой, взял у молодого большой сверток, двинулся к столу:
- Вот.
Сердце обдало жутким холодом, но она удержалась на ногах: перед ней лежала бурка Асламбека, а внутри, вероятно, его вещи. Таков обычай кавказских воинов.
- Убили?
- Да, - кивнули они все разом головой.
- Вы из отряда Хучбарова?
- Нет, мы все одинокие волки, но этот бой решили дать вместе, а тамадой избрали его. Под Балтами. Мы их там навалили. Но вот…
- Он мучился?
- Нет. Пуля сразила его насмерть. Успел сказать: «Передайте ей… Я Аллах!» - и все.
- А тело?
- Мы захоронили.
- Можете сказать мне - где?
- Можем. На старом кладбище Гаракха. Мы пробрались ночью. Там сейчас живут грузины.
- А как я узнаю точно его могилу.
- На самом углу восточной стороны. Мы поставили низкий, незаметный деревянный чурт. Вырезали две русские буквы: А и Э.
- Спасибо вам.
Абреки повернулись, чтобы уходить, но старший произнес:
- Такая наша судьба, сестра: сегодня - он, завтра - мы.
Они ушли. Анна развернула бурку. Барашковая шапка, белая черкеска, пуховой башлык, подарок Анны, кинжал с поясом.
Анна долго разглядывала эти дорогие для нее вещи, а потом собрала снова все в бурку, обняла, как живого человека, и повалилась на постель.
- Лев-Асламбек! Милый, отважный и неукротимый мой рыцарь! Как же так? Разве так может быть, без тебя?
Ее тихий плач с причитаниями продолжались до предрассветного часа. Тут Господь сжалился над ней - напустил на нее глубокий сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91