* * *
Шел 1941 год.
Степан Лукъяныч болел, и дочь не отходила от его постели, леча и утешая горячо любимого отца.
22 июня 1941 года началась война, а в первых числах августа Сашу мобилизовали в армию.
Прощание отца и сына было печальным: оба знали, что в этом мире больше не встретятся.
- Жаль, сынок, что не женился ты - детишки были бы. Храни тебя Господь! Более свидеться нам не придется. Коли жив, вернешься, сразу женись…
Письмо от Саши пришло через месяц из-под Ростова, а потом - молчание.
Анна по- настоящему почувствовала себя одинокой и брошенной, так что уход за больным отцом и ночные бдения у его постели -давали забвение.
В такой день к ней зашел сын ее деверя Гири, который учился в техникуме и часто заходил к Анне в гости.
Саварбек большими карими глазами глядел на больного старика и Анну, сидел грустные, молчал, от чая отказался. Уходя, он сказал:
- Тетя Анна, вы много плачете. Я вижу. Вам тяжело. Ничего.
- Папа очень плохой, Савик. Что мне делать?
- Ничего. Ничего.
- Ты куда?
- Домой, в Базоркино.
- Уж темнеет.
- До ужина я добегу. Не беспокойтесь.
Он ушел, а за полночь в окно постучались. Анна вышла и с удивлением увидела свекра Солта, Совдат и Савика, который распрягал лошадь…
- Как Степан?
- Очень плох, он уже не приходит в сознание.
Свекор обнял ее за плечи, чувство беспомощности и одиночества ушло от нее. Она от радости всплакнула, Солт широким рукавом чохи утер ей слезы.
- Я вижу, что он долго не протянет, а я - одна.
- Дела Аллаха, дочка. Такие дела: одни уходят, а другие приходят. Закон жизни.
Степан Лукъяныч скончался к обеду второго дня. Закрыв усопшему глаза, Солт вывел Анну из комнаты во двор, усадил на лавку и прижал к себе, дал ей поплакать, поглаживая по спине.
- Все умрем. Все: и я, и я ты - все живые. Хороший был человек Степан, добрый, честный. Наш долг предать его земле, как положено…
- Он просил по-христиански, чтобы поп отпел.
- Сделаем, как он хотел. Есть здесь поп?
- Есть. Он тайно служит Богу. Власти боится. Омывает и отпевает усопших. Но папу я сама омою.
- Давай позовем попа, пусть все делает, как надо.
Собрались соседи, родственники и друзья Степана Лукъяныча.
Тело омыли и одели в праздничный казачий наряд.
Солт запряг коня и послал Саварбека в село за убойной скотиной для поминок. Эльбускиевых поехало так много, что возы стояли во всю длину переулка.
Ингуши вели себя так корректно, чтобы каким-то образом не нарушить христианские ритуалы, и Анна была бесконечно благодарна им за это душевное понимание.
Солт отвел сноху в сторону:
- Дочка, когда люди вернутся с похорон, дальше что делают христиане?
- Поминки. Накрывают столы и приглашают всех. Папа собирал деньги на это.
- Ты эти деньги оставь, возьми бумагу и напиши все что надо, сколько надо. Наше дело слабо не будет. Давай.
Получив такой листок, Солт отправил двух племянников в город за продуктами и напитками. Телку зарезали и, собрав по соседям, большие котлы, развели костры прямо в палисаднике.
Пока похоронная процессия вернулась с кладбища, Солт с родственниками устроили импровизированные столы.
Время было за ужином. Анна с Совдат убирали со столов, мыли посуду. Совдат пошла в дальний угол сада, выплеснуть в яму грязную воду. Быстро вернулась.
- Пошли, Анна, там один человек тебя ждет.
- Кто он, Совдат?
- Узнаешь.
Совдат подвела ее к старой груше, под ней стоял Асламбек. Девушка развернулась и пошла во двор.
- Асламбек! Боже мой! Папы уже нет!
Она бросилась в объятия.
- Чтобы я сделала без наших? Воти приехал и все устроил. Все расходы на себя взял…
- А на что, Анна, нужны родственники: они опора в тяжелые минуты. Ты об этом не думай. Но я не знаю, как тебя утешить. Степан Лукъяныч был не простой отец. Он понимал тебя. Я его тоже любил, как отца…

Корова для детей

Хорошо в летний вечер вот так стоять на веранде добротного дома и наблюдать, как сгущаются сумерки над селом.
Воздух, хоть купайся в нем, и густой и теплый и немного уже прохладный. Скотина давно вернулась с пастбища, вон она лежит во дворе. Коров подоили, жена внесла в дом два ведра с молоком. Сейчас она кормит и укладывает детей.
Бечер потом сядет поужинать с женой в спокойной обстановке. Таков порядок в семье. Хорошо! Жить можно!
- У тебя три коровы, Бечер. Зачем тебе столько.
Бечер повернулся, но тяжелая рука легла на спину и успокоила.
- Это ты, ингуш?
- Три коровы, бычок, овцы - богато ты зажил, Бечер.
- Живешь в селе, а что еще тут делать?
- Но они раньше были не твои. Правда?
Рука придавила спину, требуя ответа на поставленный вопрос.
- …Правда, раньше…
- Одну из этих коров, вон ту с подпиленными рогами, отведешь завтра детям.
- Детям?
- Детям - Заире и Сосо. Эту корову доила моя сестра, когда первый раз отелилась. Это хорошая корова. Четвертый раз отелилась. Молока много дает. Если не сделаешь как я сказал, вообще останешься без ничего. Как ты мог донести на родную племянницу?
- Ты ходил к Заире… и Сосо?
- Я приходил к себе домой, и буду приходить. И сюда буду приходить, смотреть чтобы вы ничего тут не портили. Еще раз донесешь - убью. Сам знаешь наш абреческий закон. Я тебя дважды простил: один раз за отравленную еду, второй раз за этот донос. Третьего не будет. Мое терпение кончилось.
- Я же… не сам… заставили… не буду…
- Дядя, называешься! У детей совсем нечего есть. Чтобы утром корова стояла в их дворе! Это моя корова.
Рука придавила спину.
- Отведу. Что сказать, когда корову отдам?
- Ты - их родной дядя, не хочешь, чтобы сироты сидели без молока. Так и скажешь.
- Скажу.
- Скажи, скажи, Бечер. Обязательно скажи. Будешь хорошим дядей.
Человек плавным кошачьим движением перелетел через перила веранды и оказался во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91