Да падет кара и на тех, кто сегодня гонит наших людей на чужбину, и на их потомков, ибо дети несут ответственность за преступления отцов. Амин!…
Лопата стукнула о камень. Все. Дальше сплошной камень. Яма ему по плечи. Хватит с него. Он стал устраивать лахт *.
Покончив с этим, он пошел через поле ко двору за дубовыми ипхами *, которые уже много лет стояли готовые в сарае.
Он присел на эти доски отдохнуть и призадумался. Ух ты! Как он мог этого забыть?! Он должен лечь тут, именно в эту могилу, а если они захотят его увезти? Нет, тому не бывать! Он рывком вскочил и направился к сакле. Возвратился с кремневым ружьем и сумкой к нему. Отмерил и засыпал порох, забил пыж, загнал пулю. Подсыпал порох на полку замка. Все надежно. Осечки допустить нельзя.
Он их хорошо знает. У них нет ни чести, ни совести, многие из них даже не знают своих отцов. Это ружье хоть и старое, но надежное. Ни разу оно у него не осекалось. И бьет метко. Нет. Нет! Он не думает о мести. Будь у него даже пушка, он не сможет отомстить за весь народ. Он просто отсюда не хочет уходить. Он хочет лечь в эту землю. Имеет он на это право? Если они захотят лишить его этого права, он будет его отстаивать.
Если бы не они, Господи, эта земля была бы раем! Когда-нибудь, наверное, Ты их истребишь за все злодеяния. Для этого чаша Твоего терпения должна переполниться. Я этого уже не увижу, но оттуда порадуюсь и пошлю Тебе хвалу… Так… Так…
На самом гребне горы замаячили фигуры. Они стали спускаться. Человек двадцать.
Да это они за ним идут. И пусть себе идут.
Старик встал во весь рост и приготовил ружье. Один был на лошади, остальные - пешие. Главное не торопиться и не упустить момент.
Он должен успеть перезарядить ружье. Ему вовсе не важно: попадет он или не попадет.
Наверное, они думают, что у него в руке палка. Пусть думают. Он будет стоять спокойно до нужного момента. Еще чуть-чуть.
Этого всадника с такого расстояния можно и сразить, если глаза не подведут. Пора!
Старик вскинул ружье и выстрелил. Он не стал дожидаться результата - смотреть падает тот с коня или нет, стал четкими, привычными движениями заряжать ружье: порох - пыж - шомпол - пуля… Он не успел дослать шомполом пулю - раздались две автоматные очереди. Старик выронил ружье, закачался и упал у самой ямы. «Алхамдуллилах *! Получилось! Я остаюсь здесь!» он перевернулся и плюхнулся в яму, но сознания так и не потерял. Кровь хлестала из ран, руки скользили по мокрой глине. «На вечный одр - в лахт…» Собрав остаток сил он заполз в нищу, лег на спину и испустил дух.
Солдаты дали уже в неживого несколько длинных автоматных очередей и ушли.
Несколько дней могила Старика так и зияла, пока случайно на нее не наткнулись мстители.
Молодой спрыгнул в яму и оттуда произнес:
- Он все сделал сам, нам остается приставить к нище ипха и засыпать.
Старик все же добился своего - остался, не позволил себя изгнать. Вот что значит конах.
А был уже день третий…
- Лешка, давай так: сейчас хорошенько напоим овец, наложим сено, загоним в пещеру и быстро-быстро пойдем в село - за пять часов дойдем. Переночуем, рано-рано встанем, покушаем горячее и назад. Завтра после обеда будем тут. За это время ничего с овцами не случится. Давай, погнали на водопой. Выгоняй.
- Нет, дядя Оарцхо, Ваш план не годится.
- Почему?
- Да потому, - ответил мальчик, твердо стоя на своем, - сказать Вам почему?
- Скажи.
- Овцы-то, конечно, не подохнут за день, но у Вас молодая жена, которая будет сердиться. А старые родители?
- Что родители? За ними смотрит моя молодая жена. А что ей еще больше делать?
- Если так мало будете бывать дома, то у Вашей молодой жены не будет ребенка.
- Ваи-и! - изумился Оарцхо, - откуда ты это знаешь? Сколько тебе лет?
- Мне пятнадцать, я же говорил. И я знаю, что малыши появляются…
- Лешка! - предупреждающе зарычал Оарцхо, мол, достаточно, слишком далеко не заходи. - Остопарлах *! Все знает. Все!
- Дядя Оарцхо, этому в школе учат.
- Ай, яй-яй! - покачал головой тот, но больше не нашелся, что выразить. - Пойдем?
- Нет, я останусь с овцами, а Вы хоть два дня проведите дома. Родителей порадуйте, с женой побудьте…
- Все-все, хватит, Лешка… - вскинул руки Оарцхо. - Ну, ладно, давай. Я пошел. Что тебе из дома принести?
- Картошки. Ух, как хочу вареной или печеной картошечки.
- Ладно. Принесу.
- И халвы домашней на кукурузной муке.
- Хорошо. Карабин знаешь где лежит?.
- Знаю.
- Только не балуйся, а то беда будет, да и солдаты могут услышать: выстрел в горах далеко слышно.
- Я попусту не буду стрелять - если зверь какой.
Оарцхо сдвинул шапку на затылок и быстро пошел вниз по тропе.
Вот уже второй день он чувствовал необъяснимую тревогу. Что могло случиться? С матерью плохо? Она шестой год сидит в кресле-плетенке: ноги не ходят, а так она здорова, зрение превосходное, кушает хорошо. Может, отец приболел. Ну, если бы что-то такое случилось, за ним пришел бы Марзбик, двоюродный брат. Он себя успокаивал, но душе покойнее от этого не становилось. И мальчик этот тоже… Он оставлял его в горах одного и раньше, вот сегодня ему что-то мерещится. Воллахи *, нельзя так свою душу трепать. Все, что суждено быть - будет и никто это не отвратит. Да и мальчику уже пятнадцать, он вооружен. Кинжал не снимает никогда. Нравится ему носить кинжал. Книгу говорит напишет про свою жизнь в горах, когда война кончится и уедет к себе домой… Ты посмотри, он знает, как дети получаются, а Оарцхо, ей Богу, об этом узнал от парней, когда ему шел семнадцатый, ну, как это дело сотворения человека вообще начинается, то о чем не говорят. А у них об этом в школе рассказывают. Не стыдно потом девочкам и мальчикам друг на друга смотреть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91