Сво-
бода совпала с необходимостью, и - получился синтез. Я ут-
верждаю, что чудо не имеет никакого отношения к этому во-
левому синтезу. Чудо отнюдь не случается обязательно с тем,
кто больше употреблял волевых усилий или кто выше и лучше
других. Чудо от этого совершенно не зависит, и трудно сказать,
с кем больше оно вообще случается. Рассуждение о чуде как
волевом синтезе неизбежно моралистично и есть внесение
морали в область, которая имеет весьма отдаленное отноше-
366
е к морали. Такое понимание должно было бы видеть чудо
во всяком удачном поступке, действии и осуществлении. Так,
то что ребенок научился хорошо ходить, было бы уже чудом.
То что скрипач овладел в совершенстве техникой своего ин-
струмента, было бы чудом. Устройство паровоза, дающего
возможность целесообразно передвигаться по большим рас-
стояниям, - чудо. Всякие вообще поступки и действия чело-
река, направленные к определенной цели (высокой или низ-
кой, большой или малой) и хорошо достигшие этой цели,
были бы обязательно чудом. Такое расширение понятия чуда,
несомненно, противоречит обычному словоупотреблению, не
говоря уже о моралистической узости, вносимой тут в необъ-
ятную широту мифического и религиозного сознания.
е) Наконец, чудо не есть и синтез эстетический и не
предполагает особенного состояния чувства, хотя отражается
и на нем, как и на всем вообще. Как невозможно тут находить
синтез логический или практический, так же невозможно на-
ходить и синтез эстетический. Представители <науки>, опро-
вергающие чудо с <научной> точки зрения, бьют совершенно
мимо цели, ибо чудо по смыслу своему никогда и не претенду-
ет на научную и даже вообще на логическую целесообраз-
ность. Моралисты также бьют мимо цели, ибо чудо - вне вся-
кой морали, вне долга, ответственности, вменения и пр. Чудо
может совершиться с преступником, вопреки всей его жизни
и личности. Но так же кощунственно для чуда было бы видеть
в нем только самонаслаждение в чувстве и созерцание отре-
шенного художественного образа. Логика и наука увидели в
основе чуда физическую закономерность, объявляя все прочее
вымыслом и несуществующим; мораль увидела в чуде резуль-
тат волевых усилий и награду за добродетель. Теперь чувство,
эстетика видит в чуде красоту и рассматривает объект его дей-
ствия как отрешенное и <незаинтересованное> художествен-
ное, или эстетическое, бытие, как нечто <красивое> или <пре-
красное> Все это не имеет никакого отношения к чуду. Все
это или тоще и хило для чуда, или прямо кощунственно.
О Мы различаем, стало быть, в конце концов, четыре типа
Целесообразности: 1) логическую, в результате которой получа-
ется организм, 2) практическую, или волевую, в результате ко-
торой получается техническое совершенство (в человеке - со-
й?ШЦенная мораль): 3) эстетическую, в результате которой
получается художественное произведение, а, наконец, 4) лшфи-
ческую, или личностную, в результате которой получается чудо.
Я не говорю здесь о фактической целесообразности как та-
367
ковой. Она всегда условна - в зависимости от этих типов це-
лесообразности. Землетрясение в Крыму фактически ужасно.
Мифически же (о других же точках зрения и говорить нечего)
оно весьма уместно, своевременно, даже утешительно.
7. а) Что же такое мифическая, или личностная, целесооб-
разность? Для логической целесообразности целью является
то или иное состояние организма, для практической - та или
иная норма и пр. Для личностной целесообразности не имеет
значения ни одна из этих изолированных функций. Нужно j
взять такую цель и такое идеальное состояние, которые были i
бы таковыми не для познания, воли и пр., но для личности,
взятой как неделимая единичность. Чего хочет личность как
личность? Она хочет, конечно, абсолютного самоутверждения.
Она хочет ни от чего не зависеть или зависеть так, чтобы это
не мешало ее внутренней свободе. Она хочет не распадаться
на части, не метаться в противоречиях, не разлагаться во тьме
и в небытии. Она хочет существовать так, как существуют .
вечно блаженные боги, вкушающие бесконечный мир и умную
тишину своего ни от чего не зависящего, светлого бытия. 1
И вот, когда чувственная и пестро-случайная история личное- j
ти, погруженной в относительное, полутемное, бессильное и j
болезненное существование, вдруг приходит к событию, в ко- 1
тором выявляется эта исконная и первичная, светлая предна- 1
значенность личности, вспоминается утерянное блаженное
состояние и тем преодолевается томительная пустота и пе-
стрый шум и гам эмпирии, - тогда это значит, что творится
чудо. В чуде есть веяние вечного прошлого, поруганного и
растленного и вот возникающего вновь чистым и светлым ви-
дением. Уничтоженное и опозоренное, оно незримо таится в
душе и вот - просыпается как непорочная юность, как чис-
тое утро бытия. Прошедшее - не погибло. Оно стоит незабы-
ваемой вечностью и родиной. В глубине памяти веков кроют-
ся корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно,
это прошедшее, стоит где-то в груди и в сердце; и мы не в
силах припомнить его, как будто - какая-то мелодия или
какая-то картина, виденная в детстве, которая вот-вот вспом-
нится, но никак не вспоминается. В чуде вдруг возникает это
воспоминание, возрождается память веков и обнажается веч-
ность прошедшего, неизбывная и всегдашняя. Умной тиши-
ной и покоем вечности веет от чуда. Это - возвращение из да-
Эти строки писались во время Крымского землетрясения летом
1927 г. Примеч. 1930 г.
368
giix странствий и водворение на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87