Не-
даром кто-то сказал, что у бесов семя холодное.
Определенную мифологию имеет солнечный свет. Опреде-
ленная мифология принадлежит голубому небосводу. Зеленый
цвет деревьев, синий цвет далеких гор, лиловатый и краснова-
тый цвет зимних сумерек, - все это я мог бы изобразить здесь
в подробном и наглядном виде. Однако увлекаться этим не
стоит в очерке, преследующем одни лишь принципиальные
цели. Можно разве указать на мифологию электрического
света, так как поэты, спокон веков воспевавшие цвета и цвет-
ные предметы в природе, покамест еще недостаточно глубоко
отнеслись к этому механически изготовляемому свету. А между
тем в нем есть интересное мифологическое содержание, не за-
мечаемое толпой лишь по отсутствию вкуса и интереса к
живой действительности. Свет электрических лампочек есть
251
мертвый, механический свет. Он не гипнотизирует, а только
притупляет, огрубляет чувства. В нем есть ограниченность и
пустота американизма, машинное и матерое производство
жизни и тепла. Его создала торгашеская душа новоевропей-
ского дельца, у которого бедны и нетонки чувства, тяжелы и
оземлянены мысли. В нем есть какой-то пафос количества на-
перекор незаменимой и ни на что не сводимой стихии качест-
ва, какая-то принципиальная серединность, умеренность,
скованность, отсутствие порывов, душевная одеревенелость и
неблагоуханность. В нем нет благодати, а есть хамское само-
довольство полузнания; нет чисел, про которые Плотин ска-
зал, что это - умные изваяния, заложенные в корне вещей, а
есть бухгалтерия, счетоводство и биржа; нет теплоты и жизни,
а есть канцелярская смета на производство тепла и жизни; не
соборность и организм, но кооперация и буржуазный по при-
роде социализм. Электрический свет - не интимен, не имеет
третьего измерения, не индивидуален. В нем есть безразличие
всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нем отсутст-
вуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные
взоры. В нем нет сладости видения, нет перспективы. Он
принципиально невыразителен. Это - таблица умножения,
ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке.
Это - общение душ, выраженное пудами и саженями, жалкие
потуги плохо одаренного недоучки стать гением и светочем
жизни. Электрическому свету далеко до бесовщины. Слиш-
ком уж он неинтересен для этого. Впрочем, это, быть может,
та бесовская сила, про которую сказано, что она - скучища
пренеприличная. Не страшно и не гадливо и даже не против-
но, а просто банально и скучно. Скука - вот подлинная сущ-
ность электрического света. Он сродни ньютонианской бес-
конечной Вселенной, в которой не только два года скачи, а
целую вечность скачи, ни до какого атома не доскачешься.
Нельзя любить при электрическом свете; при нем можно
только высматривать жертву. Нельзя молиться при электри-
ческом свете, а можно только предъявлять вексель. Едва теп-
лющаяся лампадка вытекает из православной догматики с
такой же диалектической необходимостью, как царская власть
в государстве или как наличие просвирни в храме и вынима-
ние частиц при литургии. Зажигать перед иконами электри-
ческий свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для пра-
вославного, как летать на аэропланах или наливать в лампаду
не древесное масло, а керосин. Нелепо профессору танце-
вать, социалисту бояться вечных мук или любить искусство,
252
семейному человеку обедать в ресторане и еврею - не испол-
нять обряда обрезания. Так же нелепо, а главное нигилистич-
но для православного - живой и трепещущий пламень свечи
или лампы заменить тривиальной абстракцией и холодным
блудом пошлого электрического освещения. Квартиры, в ко-
т-рму НР.Т живого огня - в печи. в свечах, в пямттядях, -
трятпные квартиры.
е) Тот, кто захочет в будущем говорить о мифологии при-
родных светов и цветов и вообще тех или иных картин приро-
ды, должен будет в первую очередь изучить эту мифологию
так, как она дана в искусстве, хотя миф еще не есть поэзия.
Нужно подметить закономерности в мифологии, напр. неба
или ночи, несомненно характеризующие целые циклы поэти-
ческих представлений. Об этом уже пробовали писать, хотя
устойчивой традиции еще не образовалось, методы такого
описания остаются большею частью невыясненными и самые
материалы продолжают быть незначительными. Я укажу в ка-
честве примера на те наблюдения, которые делал А. Белый над
зрительным восприятием природы Пушкина, Тютчева и Бара-
тынского.
Возьмем луну. У Пушкина - она женщина, враждебно-
тревожная царица ночи (Геката). Отношение поэта к ней муже-
ственное. Она его тревожит, а он обращает ее действие в
шутку, называя ее <глупой>. В 70 случаях из 85 она -луна и 15
раз - месяц. Тютчев, наоборот, знает только <люсяц> и почти
не знает <луны>. Он - <бог>, <гений>, льющий в душу покой,
не тревожащий и усыпляющий. Душа Тютчева женственно
влечется за <месяцем> в <царство теней>. Пушкинская <луна> -
в облаках. Она - <невидимка>, <затуманена>. <Бледное пятно>
ее <струистого круга> тревожит нас своими <мутными игра-
ми>. Ее движения - коварны, летучи, стремительны: <пробе-
гает>, <перебегает>, <играет>, <дрожит>, <скользит>, <ходит>,
(небо <обходит>) переменчивым ликом (<полумесяц>, <двуро-
гая>, <серп>, <полный месяц>). У Тютчева нет <полумесяца>,
<серпа>, но есть его дневной лик, <облак тощий>. Месяц Тют-
чева неподвижен на небе (и чаще всего на безоблачном). Он -
<магический>, <светозарный>, <блистающий>, полный. Ни-
когда не бывает, в противоположность частому пушкинскому
словоупотреблению, <сребристым>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87