, богослужение - символично,
ибо здесь люди не просто изображают молитву, но реально
сами молятся; и некие действия не изображаются просто, но
реально происходят. Отсюда легко провести грань между пра-
вославием и протестантизмом. Протестантское учение о таин-
ствах - аллегорично, православное - символично. Там толь-
ко благочестивое воспоминание о божественных энергиях,
здесь же реальная их эманация, часто даже без особенного
благочестия.
242
Итак, миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ.
Нужно, однако, сказать, что символический слой в мифе
может быть очень сложным. Я не буду тут входить в детали ин-
тереснейшего и совершенно самостоятельного учения о сим-
воле (это я делаю в другом своем сочинении), но необходимо
даже в этом кратком изложении указать, что понятие символа
совершенно относительно, т. е. данная выразительная форма
есть символ всегда только в отношении чего-нибудь другого. Это
особенно интересно потому, что одна и та же выразительная
форма, смотря по способу соотношения с другими смысловыми
выразительными или вещественными формами, может быть и
символом, и схемой, и аллегорией одновременно. Поэтому анализ
данного мифа должен вскрыть, что в нем есть символ, что
схема и что аллегория и с каких точек зрения. Так, лев пусть
аллегория гордой силы и величия, а лисица - аллегория хит-
рости. Но ничто не мешает, чтобы аллегорические львы и ли-
сицы были выполнены со всей символической непосредст-
венностью и наглядностью; этого достигают иногда даже не-
изменно моралистически настроенные баснописцы. Жизнь и
смерть Пушкина можно сравнить с лесом, который долго со-
противлялся и отстаивал свое существование, но в конце кон-
цов не выдержал борьбы с осенью и погиб. Однако это не по-
мешало Кольцову дать в своем известном стихотворении пре-
красное изображение леса, имеющее значение совершенно
самостоятельное и в своей буквальности - весьма художест-
венное и символичное. Также и Чайковский изобразил в
своем знаменитом трио <Памяти великого артиста> ряд кар-
тин из жизни Рубинштейна, но это - прекрасное произведе-
ние, ценное и само по себе, без всяких аллегорий. Отнимите
подразумеваемого Пушкина у Кольцова и Рубинштейна у
Чайковского, и-ивы ничего не потеряете ни в художествен-
ности этих произведений, ни в их символизме. Стало быть,
одна и та же форма может быть и символичной и аллегорич-
ной. Рассматриваемая сама по себе, она символична. Рассмат-
риваемая в отношении к другой идее, она аллегорична. Она
же может быть и схемой. Так, всякий организм, сказали мы,
символичен. Но символичен он только сам по себе, с точки
зрения вложенной в него самого идеи. Рассматриваемый же с
точки зрения другой идеи, он есть схема. Животный организм,
как он обрисован в руководстве по анатомии, есть схема, так
как здесь он взят не как самостоятельное живое целое, но как
некая механическая составленность согласно известного рода
идее. <Голубой цветок> для Новалиса - мистический символ;
243
для обыкновенного любителя цветов он просто определенный
растительный организм, т. е., по-нашему, символ; для расска-
за, где он фигурирует наряду с другими более или менее ус-
ловными персонажами, он - аллегория; наконец, для ботани-
ка он - схема. Поэтому миф, рассматриваемый с точки зре-
ния своей символической природы, может оказаться сразу и
символом и аллегорией. Мало того. Он может оказаться двой-
ньш символом. Апокалиптическая <жена, облеченная в со-
лнце>, есть, конечно, прежде всего ствол первой степени, ибо
для автора этого мифа это есть живая и непосредственная ре-
альность и понимать ее надо совершенно буквально. Но, во-
вторых, это есть символ второй степени, потому что, кроме не-
посредственного образного значения, этот символ указывает
на другое значение, которое есть тоже символ. Так, если это
есть церковь, то поскольку эта последняя есть опять-таки
нечто несомненно символичное, то в данном образе мы нахо-
дим по крайней мере два символических слоя. Эти два (или
больше) символических слоя могут быть связаны между
собою опять-таки символически; могут быть они также связа-
ны и аллегорически и схематически. Это - уже вопрос анали-
за каждого данного мифа. Заметим только, что большая об-
щность космогонических и эсхатологических мифов еще ни-
чего не говорит об их аллегоричности. Напр., часто называют
аллегорическими неоплатонические и орфические концепции
космогонии или эсхатологические мифы Апокалипсиса.
Также думают, что космогония, мировой процесс и эсхатоло-
гия в <Кольце Нибелунга> Р. Вагнера есть тоже аллегория. Это
совершенно неверно. Правда, образы героев во всех этих
мифах наделены огромной обобщающей силой. Так, в Вотане
себя осознает изначальная мировая Скорбь, а гибель Вальгал-
лы есть гибель всего мира и т. д. Надо, однако, помнить, что
здесь ни о чем другом и не идет речь, как о первоначальных
мировых принципах, о мире как таковом, его создании или
гибели и пр. Если бы изображалось какое-нибудь обыкновен-
ное лицо из повседневной обстановки и наделялось какими-
нибудь мировыми функциями, тогда могла бы идти речь об
аллегории. Однако даже относительно <Некто в сером> Л. Анд-
реева нельзя этого сказать с абсолютной уверенностью. В кос-
могонических же и эсхатологических мифах героем является
сам мир или его основные стихии, первичные принципы и
стихии. Хаос, Уран, Гея, Крон, Зевс или семь Ангелов, семь
Чаш гнева Божия, Блудница на водах многих, Рейн, Золото
Рейна, Кольцо, Вотан, Брингильда, Вальгалла и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87