К счастью, толстая одежда немного смягчала у
дары. Кафф понял это, схватил меня за грудки обеими руками и с силой прижа
л к стене. Голосом, который извергался из самых недр его биографии, он выпл
евывал слова:
Ц Вы-то не итальянец, нет, не итальянец, на ваш счет я никогда не ошибался.
В том-то и беда, что я вас насквозь видел с самого начала и не помешал вам! П
редатель, предатель, предатель!
В его руках я казался беспомощной куклой. Кафф тряс меня и ударял об стену
. Рано или поздно он расколол бы мне череп или сломал позвоночник. Его жес
токость вызвала во мне ярость пойманной крысы: мне не оставалось ничего
другого, как выколоть ему глаза. Но как только Батис почувствовал на лице
мои пальцы, он повалил меня на пол и стал топтать своими слоновыми ножища
ми. Я ощутил себя ничтожным тараканом и постарался отползти подальше, но,
обернувшись, увидел в руках у Каффа топор.
Ц Батис, не делайте этого! Вы же не убийца!
Он не слушал меня. Я оказался на пороге смерти; моя голова отказывалась ра
ботать. Передо мной проплывали картины какого-то далекого и бессмысленн
ого сна. Но вдруг, когда Батис уже занес надо мной топор, с ним произошло чт
о-то странное. В его глазах отразился какой-то внутренний излом, внезапна
я вспышка мысли осветила его лицо, подобно метеору, пересекающему небос
вод. Все еще держа топор над моей головой, он смотрел на меня с отчаянной р
адостью ученого, который взирал на солнце, желая проверить, как долго чел
овеческий глаз способен выносить солнечный свет, пока лучи не сожгли ему
сетчатку.
Ц Любовь, любовь, Ц произнес он.
С тихой грустью Кафф опустил топор. Для него сейчас звучали скрипки, в эт
от миг он стал человеком, который тихонько прикрывает дверь комнаты, где
спят его дети.
Ц Любовь, любовь, Ц повторил Батис, и на его лице появилось выражение, о
тдаленно напоминавшее улыбку.
Но вдруг он снова превратился в БатисаЦ дикаря. Только я для него уже не с
уществовал. Он отвернулся от меня и открыл дверь. Зачем он это сделал? Госп
оди, "он открыл дверь! Избитый и оглушенный, я едва верил своим глазам.
Один из омохитхов тут же решил проникнуть на маяк и получил удар топора, к
оторый предназначался мне. Кафф схватил в другую руку полено и выскочил
наружу.
Ц Батис! Ц позвал я, подбежав к порогу. Ц Вернитесь на маяк!
Кафф бежал по гранитной скале. Потом раскрыл руки и прыгнул в пустоту. Пр
ыжок был так прекрасен, что мне на миг показалось, что он летел. Омохитхи н
апали на него со всех сторон. Они появлялись из темноты с криками кровожа
дного восторга, каких мы еще никогда не слышали. Два противника хотели пр
ыгнуть ему на спину, но Батису удалось от них избавиться, прокатившись по
земле. Потом он вдруг превратился в центр кричащего круга. Омохитхи хоте
ли приблизиться к нему; он размахивал топором и поленом так яростно, что о
ни казались крыльями мельниц. Одному из нападавших удалось вспрыгнуть
ему на спину, и гомон усилился. Кафф попытался ранить его, но не смог. В это
й попытке он упустил жизненно важную секунду: круг сжался еще больше. Стр
ашная картина. Не обращая внимания на раны, которые наносил вцепившийся
в спину противник, Батис продолжал рассекать воздух оружием, стараясь уд
ержать на расстоянии остальных. Они не пожалеют его.
Я не мог более ждать. Цепляясь одной рукой за перила, а другой потирая пра
вый бок, который страшно болел из-за полученных ударов, я поднялся по лес
тнице наверх. Одна из винтовок оказалась у меня под рукой. Я вышел на балко
н. Внизу никого не было. Ни омохитхов, ни Каффа. Тишина. Только ледяной вете
р.
Ц Батис! Ц всеЦ таки прокричал я в пустоту. Ц Батис! Батис!
Мне ответила тишина. Ему не суждено было вернуться.

16

С момента появления на маяке я пережил все несчастья, какие только можно
себе представить. Дни, которые последовали за гибелью Батиса, принесли н
овые мучения. Сложность и противоречивость наших отношений только усил
ивали смятение моей души. Я испытывал упадок духа, это странное чувство р
азъедало меня, как морская соль. В нем сочетались грусть и потерянность,
словно мои переживания не могли найти себе подходящего русла. Порой я пл
акал, подвывая, как ребенок, порой смеялся дерзко, но еще чаще смеялся скво
зь слезы. Мне было не под силу понять самого себя. Можно ли тосковать о чел
овеке, о котором в жизни не сказал доброго слова? Да, но только на маяке, где
качества потерпевших кораблекрушение оцениваются по мелким трещинка
м в монолите их недостатков. Там, на маяке, даже самые далекие человечески
е существа становились близки друг другу. Батис был для меня бесконечно
далеким человеком. Но других людей мне не придется увидеть. Теперь, когда
Каффа не было рядом, на ум приходили его каменная невозмутимость и верно
сть товарища по оружию. Под тяжестью горя, такого смутного, безысходного
и отчаянного, мне не удавалось согласиться с его смертью. Пока я работал
Ц чинил укрепления и латал дыры в нашей обороне, Ц я говорил с ним вслух.
Словно мне все еще надо было терпеть его грубые окрики, невоспитанность,
его «zum Leuchtturm» по вечерам. Иногда я начинал обсуждать с ним планы дежурства ил
и какого-нибудь сооружения, но говорил в пустоту. Когда я наконец понимал
, что его больше никогда не будет рядом, что-то внутри меня обрывалось.
Не знаю, сколько дней, а может быть, даже недель я прожил в этом оцепенении,
скорее умственном, чем физическом. Мне кажется, я существовал по инерции
. Батис был мертв, а у меня не хватало сил, чтобы жить. Перед лицом опасност
и два человека Ц настоящее войско:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68