Лучшей цели нельзя было и представить. Когда приклад уперся мне в плечо, я
прищурил левый глаз. Грудь Батиса смотрела прямо на ствол моей винтовки.
Но я заколебался. А вдруг промажу? Что, если только раню его, легко или тяже
ло? Если ему удастся скрыться внутри маяка, для меня все будет потеряно. Да
же если бы Батис потом умер после долгой агонии, он успел бы запереть брон
ированные ставни балкона. При помощи крюка и веревки я бы мог подняться н
а маяк, но вряд ли бы мне удалось взломать Металлические листы, из которы
х были сделаны дополнительные ставни на балконе. Я сказал себе все это. А е
ще я сказал себе: нет, это не то, не то, и ты сам прекрасно об этом знаешь.
Я просто не мог его убить, и все. Я не был убийцей, хотя обстоятельства толк
али меня на убийство. Выстрелить в человека Ц означает не просто прицел
иться в его тело; это означает убить все, что он пережил. Я видел в прицеле в
интовки Батиса Каффа и мог прочитать всю его биографию. Передо мной прох
одила его жизнь, предшествовавшая жизни на маяке. Против воли мой бунтую
щий мозг рисовал первые открытия Батиса-ребенка, столь еще далекого от п
утешествия, которое приведет его сюда; малочисленные успехи юности, неу
дачи и разочарования, принесенные ему миром, который он для себя не выбир
ал. Сколько раз те самые руки, чьим высшим предназначением было давать ла
ску, наносили ему удар за ударом? Сейчас, когда он превратился в простую м
ишень, стала видна его незащищенность. Почему он приехал на маяк? Был ли он
жесток сам или служил орудием жестокости? В эту минуту я видел перед собо
й человека, загоравшего на солнышке, раздевшись до пояса. На нем не было н
икакой униформы, которая могла бы оправдать выстрел. И если отнять у чело
века жизнь Ц само по себе дело тяжелое, то убить его сейчас, когда он прос
то загорал, казалось мне, представьте себе, еще большей низостью.
Негодуя, я слез с дерева. По дороге домой в наказание бил себя кулаком по г
олове. «Идиот, идиот, Ц говорил я себе, Ц ты самый типичный идиот. Чудовищ
а не станут разбираться, святой ты или мерзавец, сожрут, и все: люди для них
Ц просто мясо. Ты на острове, на самом проклятом из островов мира. Здесь н
ет места ни любви к ближнему, ни философии; здесь не выжить ни поэту, ни вел
икодушному человеку, только Батис Кафф способен на это». Итак, я шел по тр
опинке к дому и остановился у источника. С момента прибытия на остров я н
е пил ничего кроме джина, поэтому наклонился к ведру Батиса, которое все е
ще стояло там. Однако прежде чем пить, я взглянул на свое отражение в воде.

Мне с трудом верилось, что тем человеком, который отражался в ведре, был я.
Четверо суток бессонницы и сражений наложили свой отпечаток на мое лицо
. На щеках появилась щетина, кожа отливала мертвенной бледностью. Глаза и
скрились неизлечимым безумием, белки превратились в багровые озера, в це
нтре которых плавали голубые острова. На веках и коже вокруг глаз растек
ались, пересекая друг друга, лиловые круги. Губы были изъедены холодом и с
трахом. Из-под бинтов на шее, закрывавших ее подобно толстому шарфу, вытек
ал гной; виднелись сгустки крови и сухие струпья. Тело разучилось затяги
вать раны. Ногти поломаны. Слой смолянисто-черной грязи покрывал мои вол
осы. Я отмыл одну из прядей над ухом и с огромным удивлением обнаружил, чт
о цвет волос сменился на грязновато-белый. Я опустил голову в ведро и ста
л ее тереть. Но это было еще не все. Мое тело покрывала библейская грязь. Я с
нял винтовку, отстегнул патронташ и ножи и разделся, как будто вся одежда
, защищавшая меня от холода, Ц бушлат, свитера, рубашка, сапоги, носки и брю
ки, Ц была заражена каким-то микробом. Потом, совершенно голый, я залез н
а скалу, из которой сочилась вода.
Наверху ночной дождь оставил нечто вроде большой лужи. Вода доходила мне
только до колен. Я опустился в нее, и холод оказал на меня живительное воз
действие. Я смог ощутить его, потому что он возрождал мои чувства; голова
просветлела, и силы возвращались ко мне. Само собой разумеется, в мыслях я
вернулся к Батису. Рано или поздно он придет к источнику за водой. Таким об
разом, ключ мог превратиться в прекрасную ловушку. Я нападу на него из за
сады, застигнув врасплох, наведу на него винтовку и возьму в плен. Тогда м
не не понадобится его убивать. Я укрощу его, посажу на цепь. А когда на гори
зонте появится первый корабль, лучом маяка передам сигнал азбукой Морзе
. Будут ли потом судить Батиса или запрут в сумасшедший дом до конца его дн
ей, этот вопрос сейчас меня не занимал.
Через пелену облаков на землю спускались тонкие, четко прочерченные кол
онны света. Небо посвящало мне свою световую симфонию. Я не спешил выходи
ть из воды. Мое тело привыкло к холоду. Я лежал, глядя в небо; впервые с момен
та приезда на остров мне удалось посвятить какое-то время собственной п
ерсоне.
Пребывая в этом положении, я услышал приближавшиеся шаги и попытался ск
рыться под водой, чтобы меня не обнаружили. Хотя моя голова оставалась на
поверхности, я не мог видеть Батиса, но понял, что он выбрал именно этот мо
мент для похода за водой Ц для этого не надо было обладать особым вообра
жением. Он нес другие ведра, об этом говорил металлический перезвон жест
янок. Я проклял свою судьбу. Что я мог сделать? Он непременно заметит мою о
дежду Ц это просто вопрос времени. Хуже того, он увидит винтовку, и тут уж
е трудно предсказать его реакцию. Быть может, он не будет разозлен моим вт
оржением. Однако у сумасшедших очень тонкое чутье, и я подозревал, что он
легко может разгадать мои намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68