Вмест
о этого я достиг оазиса. Сначала холод ее кожи вызвал у меня дрожь. Но зате
м соприкосновение наших тел привело к тому, что их температуры уравновес
ились в какой-то неизвестной мне доселе точке, там, где понятия «холод» и
«тепло» теряют смысл. Ее тело казалось живой губкой, оно исторгало дурма
н, изничтожая меня, как человеческую личность. О Господи, какие минуты! Вс
е женщины мира, праведницы и шлюхи, были перед ней не более чем пажами во д
ворце, куда им навеки закрыт доступ, учениками мастеров еще не изобретен
ного ремесла.
Быть может, это соприкосновение открывало некую мистическую дверь? Нет.
Как раз наоборот. Когда я трахал ее, эту безымянную животину, мне открылас
ь истина, гротескная, трансцендентальная и одновременно ребяческая: Ев
ропа живет жизнью кастрата. Сексуальность этого существа была свободна
от какого-либо балласта. Она понятия не имела об утонченности любовного
искусства. Она просто трахалась, и в этом не было ни нежности, ни ласки, ни
упрека, ни боли, ни меркантильности публичного дома, ни самоотрешенност
и любовников. Она сводила тела к их единственному исходному измерению, и
чем более животным было это совокупление, тем больше приносило оно насла
ждения. Наслаждения чисто физического, какого я до сих пор не знал.
Мужчина моего возраста, где бы он ни жил, обычно уже имел возможность позн
ать любовь и ненависть. Он пережил дни грусти и редкие минуты красоты, вку
сил дух соперничества, нашел друзей и врагов. Ему удалось достичь каких-н
ибудь успехов и пережить многочисленные поражения. Даже здесь, на маяке,
мне было дано увидеть ужаснейшие картины агонии и ада. Однако человек не
всегда может познать предельную страсть. Миллионы людей прожили свою жи
знь и умерли, не встретив существа, обладающего этим даром, который в этой
животине был так естественен и прост. До сих пор мое тело получало удовол
ьствия, как добропорядочный буржуа Ц дивиденды с капитала. Она же через
наслаждение помогла мне почувствовать собственное тело: оно словно отд
елилось от меня, разрушив связь между личностью и наслаждением, которое
я чувствовал так, словно оно было живым существом. Всему наступает коне
ц, даже тому, что я пережил с ней. Когда мы потушили страсть, у меня создалос
ь впечатление, что передо мной открылись вершины человеческого опыта за
пределами наслаждения.
Моя личность медленно возвращалась на свое место. Я моргал, словно это по
могало моему переходу в обычное состояние. Понадобилось несколько мину
т, прежде чем я снова мог различить температуру, ощутить запахи и цвета пр
едметов вокруг. Она не поднималась со своего места, смотрела в небо и лени
во потягивалась. «В чем тут ошибка?» Ц спросил я себя, не понимая ни своег
о вопроса, ни причины, его вызвавшей. Только что это произошло со мной, я б
ыл кем-то другим. Смутное ощущение нелепости происшедшего овладело мной
. Я чувствовал себя по-идиотски униженным. Меня одолевали сомнения, я не м
ог классифицировать свой опыт, а она спокойно потягивалась, как кошка. Я с
обрал вещи и направился к маяку. Она увидела, что я ухожу, и пошла за мной, со
блюдая некоторую дистанцию. Мне хотелось возненавидеть ее.

Когда мы пришли на маяк, оказалось, что Батис пересмотрел свою позицию. К
ак всегда молчаливый, он не решался сообщить мне об этом. В некоторых вопр
осах Кафф был очень гордым и не мог признать, что его наконец убедили иде
и, с которыми он раньше был не согласен. Он подошел ко мне и начал разговор,
а это могло означать только одно: ему хотелось вернуться к вопросу о взры
вчатке. Я все еще был не в себе и довольно долго не реагировал на его слова.
Наконец я сказал:
Ц Есть такая ирландская притча, которая отдаленно напоминает вашу неме
цкую историю. Один ирландец, оказавшись в темной комнате, на ощупь ищет ке
росиновую лампу. Находит ее, зажигает и видит, что в стене напротив есть д
ругая дверь. Он быстро открывает ее, переступает порог и закрывает ее за
собой, забыв в первой комнате керосиновую лампу. И тут ирландец обнаружи
вает, что снова оказался в темной комнате. Эта история может повторяться
бесконечно: упрямый ирландец ищет керосиновые лампы, зажигает их, перест
упает пороги и закрывает за собой двери, забывая прихватить лампу. Все вр
емя вперед и вперед, в новую темноту. Наконец, упрямый ирландец попадает
в комнату без дверей, как мышь в мышеловку. И знаете, что он говорит? «Слава
Богу! Это была моя последняя спичка». Ц Тут я повысил голос: Ц Я не такой,
как персонаж этой истории, Батис, не такой! Пятьсот чудищ будут уничтожен
ы сразу, а может, шестьсот. Или семьсот. Как это вам?
Он еще некоторое время посопротивлялся для вида. Однако в нем уже просну
лся охотничий азарт.
Ц Не беспокойтесь, Ц пошутил я, не глядя на него, без тени усмешки. Ц Есл
и мой план не удастся и нас сожрут, я приму всю ответственность на себя.
Животина сидела в уголке и чесала свой лобок.

9

В ранние утренние часы чудовища были менее активны, чем в любое другое вр
емя суток. Мы пришли к этому заключению, осознав, что наш распорядок дня яв
ляется зеркальным отражением их деятельности: по сути говоря, мы приспос
обились к тому ритму, который они нам навязывали, а не наоборот, так что сл
едовало ожидать некоего параллелизма.
Мы направились к шлюпке после такой же бурной ночи, как все предыдущие. И н
а этот раз наша жизнь висела на волоске. В качестве дополнительного укре
пления подходов к маяку после обеда мы просверлили дырки в граните, изр
ешетив его, и устроили настоящий ковер из кольев прямо перед входом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68