Мелкие
воды серебрились и ходили рябью под ногами коней. Копыта уходили в мягкий
ил. Казаки бесшумно миновали заливы, местами поросшие густым камышом, и
выехали в степь. Ермак махнул рукой, и станица понеслась к Перекопу.
Вскоре мелькнули редкие огоньки и донесся отдаленный лай псов.
- Ну, братцы, помогите! Наступил мой час! - сжимая плеть, тихо
вымолвил Кольцо. - Пусти, батька, меня вперед, я тут каждую тропу знаю!
- Нет, не тебе быть тут первым! - твердо сказал Ермак. - Горяч
крепко. Казак Гроза поведет нас до городка: он тут свой, и позвали Иванку
Грозой за Перекоп. Одного имени татары испугаются!
Сухой, с ястребиным носом Гроза выскочил вперед и выхватил саблю.
- Только без крику, ребятушки! - оборотясь, предупредил он.
На всем пути казаки не встретили ни пастушечьих отар со страшными
зверовыми псами, ни дозоров. Повернув вправо коней, доскакали до городка и
ворвались в узкую улицу.
Мурза Алей уже засыпал, когда услышал возле своего дома шум.
Осердясь, что смеют беспокоить его, он взял свечу и шагнул было за порог,
чтобы взыскать с виновных, и вдруг лицом к лицу встретился с рослым
казаком. Не успел мурза удивиться и закричать, как сверкнула сабля, и
бритая голова его скатилась на порог. Иван Кольцо шире распахнул дверь и
бросился вперед.
- Иванушко! - закричала Клава и, вскочив с подушек, бросилась на шею
брату.
Денсима приоткрыла глаза, и в жилах ее от ужаса застыла и без того
холодная кровь. "Ой, старая Денсима еще хочет жить! Она знает, что значит
казак в ауле!" - татарка склонила ниже голову, хотя чуткий слух ее ловил
каждый шорох.
- Братику, братику! - вопила Клава и тащила казака из опочивальни. -
Скорей, братику!
На дворе разливался озлобленный лай псов, послышались крики татар.
- Гей-гуляй, казаки! - ошалело кричал Брязга, стегая саблей подушки и
пуховики, из которых летел пух. Он бил зеркала, ломал дорогие чубуки
мурзы, и только изукрашенные золотой насечкой добрые пистолеты пощадил и
засунул за пояс.
- Никак и ты тут, шалый? - смеясь крикнула ему Клава.
- До тебя скакал, девчина. Спасу нет, как торопился!
- Будет тебе брехать! Слышишь драку? - Клава блеснула глазами и
бросилась в боковушку.
- Да ты куда подевалась, девка? - заорал Брязга.
Клава выбежала с саблей и закричала:
- Коня мне, коня, братики!
Во дворе рубились донцы и татары. Клава заметила кряжистого
бородатого казака. С головы его свалилась баранья шапка, черные волосы
рассыпались. Он на отмашь бил набегавших ордынцев.
Клава тенью промелькнула к загородке, быстро выбрала высокого коня,
взнуздала и птицей взлетела ему на спину. Жеребец перескочил изгородь и
стрелой помчался в проулок. Казачка осадила его и взмахнула саблей над
первой попавшейся бритой головой. Конь поднялся на дыбы, подминая под себя
набежавших сторожей...

Ермак крикнул станичникам:
- Не задерживайся, братцы! На конь!..
Денсима открыла глаза и зашевелилась, когда все стихло во дворе.
Густая темная ночь придавила землю и городок, мерцали редкие звезды, а во
дворе тоскливо выла собака. Денсима догадалась: не стало больше ее сына
Алея. Старая татарка упала на кошму и тоже завыла, забилась в горе...
Казаки скакали по степи. Кони их вспотели и утомились, под копытами
чавкала липкая грязь. Вот и Сиваш!
Скакун Ермака зафыркал, но полез в воду. Лиманы разлились, было
глубоко. Потеряв дно, жеребец поплыл, поплыли и другие кони. Когда казаки
выбрались из топкого лимана, стало рассветать, подул южный ветер. Ермак
поглядывал на Клаву, прикрытую черной косматой буркой. Она прямо держалась
на коне, лицо ее побледнело, но серые глаза были полны отчаянного блеска.
"Хороша девка, ей ба казаком родиться!" - одобрил Ермак.
Взошло солнце, и казаки сделали в балке привал. Разложили костер и
греться. Клава сбросила тяжелую бурку и, сидя у огня, отжимала мокрые
косы, - были они толстые. Сначала она только и занималась ими, но,
взглянув мимолетно раз-другой на Ермака, задумалась. Что случилось, - не
понимала и сама казачка. Смотрела и все больше ощущала сладкую истому в
сердце и во всем теле. Оттого, что Ермак держался сурово и не глядел на
девушку, ей было обидно. Веселый Брязга вертелся козырем, он то
заговаривал с ней ласково-нежно, то дерзко шутил, но Клава почти не
отвечала ему.
Иван Кольцо заметил перемену в сестре и спросил удивленно:
- Ты что это печалишься?
Молодая казачка вспыхнула и отвернулась, но скоро овладела собой и,
смело глядя брату в глаза, шепнула:
- Люб мне Ермак!
Кольцо присвистнул: "А как же Брязга?", и строго сказал:
- Смотри, не балуй, Клава! С казаками озоровать не допущу, - порушишь
товарищество!
Клава зарумянилась, сверкнула глазами, но промолчала.
Занялся солнечный осенний день, догорел костер, и казаки тронулись в
путь. Лесная чаща пестрела красными листьями кленов, золотом берез и
кровавыми каплями ягод калины. Над тропой в золотистом воздухе плясали
мошки.
Так и не было за ватагой погони...

6
Сроднился Ермак с Диким Полем, с ратными людьми и со всей станицей.
Жил он, однако, на отшибе, в своей нетопленной неуютной хибаре. Был
повольник суров и требователен к себе, не видели его ни хмельным, ни
сластолюбивым. Одна у него таилась страсть; ненавидел казак атамана Бзыгу.
Напрасно к нему, одинокому, забегала сероглазая Клава, бряцала золотыми
монистами и вела лукавые речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48