Но мало
этого, казаки, надо весть в Астрахань дать о напасти!
- Хитер Бзыга, а мы его перехитрим! - сказал Ермак. - Не бывать турку
и татарину в Астрахани!
И опять полетели они по сухому ковылю, по глухим тропам, по безлюдным
просторам. Каменные бабы на курганах да посеревшие от ветров одиночные
кресты указывали им путь. Тяжел он был, беспокоен, но что поделать, -
такова казачья доля!

Тысячи бронзовых исхудалых тел копошились в степи. Тут были воины,
сменившие доспехи и клинки на заступы и мотыги, толпы рабов, скованных
цепями, звеневшими при каждом движении, и крымские татары, ругающие затеи
султана. В душном зное, среди клубов пыли блестели зубы, белки глаз, в
которых читалась нескрываемая, злобная ненависть. Это всем своим существом
чувствовал Касим-паши, но держался он невозмутимо и гордо.
Умный конь его, белоснежный аргамак, осторожно ступал по тропинке
среди лабиринта арб, развороченной земли и озлобленных копачей. Трудно
было дышать, из раскаленной степи, как из огромной чудовищной печи,
обдавало жаром.
Столько дней, изнывая от зноя, рыли канал полчища людей, и так
ничтожны оказались результаты! Касим-паша понял, что все усилия бесцельны
и дольше нельзя задерживаться на Переволоке. Он ехал безмолвно, и каждый
шаг пути убеждал его в бессилии перед пустыней.
Разноязычный говор носился над унылой лощиной, но там, где ступал
белый конь паши, все смолкало и замирало, как перед великой грозой.
Касим-паша свернул к Дону и облегченно вздохнул. Здесь стояли
выгруженные на берег пушки. Подле одной из них, на черной обугленной
земле, лежал прикованный невольник. Паша узнал его.
- Русский! - презрительно позвал он и остановил на мгновение коня. -
Ты все еще думаешь о Руси? Ты ждешь ее?
Семен Мальцев не поднялся, суровыми глазами взглянул на полководца и
ответил с достоинством:
- Кругом полегли русские земли. Непременно придут наши! Еще того не
бывало, что они отдали свое родное. Вон сколько степи погорело, - плохой
знак, худой!
- Замолчи, собака! - замахнулся на него плетью Касим-паша.
- Могу и замолчать; дело яснее себя покажет, - спокойно ответил
полоняник и опустил голову. Вздохнул и подумал: "Ох, отольются тебе
русские слезы!"
Играя каждым мускулом, гарцуя, конь Касим-паши проследовал к золотому
шатру. Мальцев долго смотрел ему вслед и думал: "Что, кишка тонка, не
сдается Переволока! Но где же, куда подевались казаки? Если ударить сейчас
по изнуренной орде, побежит, ой и шибко побежит!"
Но горизонт был ясен, пуст, и пленник изнывал от голода и жажды.
"Нет, видно так и придется тут сложить свои кости!" - мрачно решил он и
вдруг вспомнил о грамоте, которую ему доверили доставить в посольство.
Перед нападением ногайцев Мальцев успел спрятать ее в дупло. Полоняник
встрепенулся, отогнал от себя тяжелый морок и твердо внушил себе:
"Держись, Семен, до последнего часа держись! Грамоту убереги!"
Тем временем Касим-паша слез с коня, но в шатер не вошел. Он поджидал
хана. Когда подошел Девлет-Гирей, он сказал ему:
- Нет сил рыть канаву, идет осенний месяц, и приказываю всем идти на
конях: а каторги и пушки поставить на колеса и катить на Итиль!
На другой день аробщики, кузнецы, рабы и полоняне стали разбирать
арбы и подлаживать колеса под гребные суда и тяжелые пушки. Дубовые оси не
выдерживали, ломались, лопались втулки, и напрасно надрывались люди, -
падали и не поднимались даже под бичами. До шатра Касим-паши доносились
крики, стоны и заунывные песни, но ладьи не двигались. Паша ступал по
мягкому бухарскому ковру; он был в цветных чувяках, в белоснежной чалме,
но в одной рубахе и портках. Он упрекал себя за промах: "Зачем столько
дней потратил у Переволоки? Но как быть с пушками, они нужны под
Астраханью?"
Наступил вечер, потянулись дымки, запахло горелым кизяком, крики
умокли, постепенно улеглась пыль. Касим-паша все еще не пришел к решению.
Неслышной поступью через распахнутые полы шатра вступил раб - смуглый
нубиец. Паша вздрогнул от неожиданности. Слуга приложил руки к груди и
низко поклонился:
- Великий и мудрый воитель, к нам пришла радость! Из Астрахани
прибыли послы и говорят, что нас ждут там, и все будет хорошо.
- Пусть отдохнут с пути, а я поговорю с аллахом и тогда позову их! -
скрывая радость, ответил паша.
Но послов не позвали в золотой шатер ни вечером, ни утром. Они
томились в неведении. Касим-паша хорошо знал этикет: чем больше изнывали
послы, тем выше им будет казаться могущество султана и его полководца!
Утром паша обрядился в лучший халат из золотой парчи, раб бережно уложил
на его голову белую чалму из тончайшей ткани и опоясал хозяина золотым
поясом, на который привесил ятаган, осыпанный драгоценными камнями.
Касим-паша самодовольно оглядел себя: он выглядел величественно и грозно.
Взяв под руки, два раба усадили своего повелителя на высоко взбитые
подушки, и тогда паша благосклонно разрешил:
- Пусть войдут подданные нашего великого хункера!
Астраханские послы, переступив порог, упали на колени и в безмолвии
склонились ниц. Глубокое молчание продолжалось долго. Наконец Касим-паша
торжественно спросил их:
- Кто вы и откуда прибыли?
И тогда трое старейших, а с ними толстый купец, на карачках подползли
ближе.
- Слава аллаху, он удостоил нас увидеть самого сильного и
могущественного полководца! - воскликнул седобородый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48