Несчастье сблизило рать. Позади она оставила сожженные степи,
впереди, за огненным кругом, ее ждала Волга, Астрахань и, главное, - вода.
Прохладная и чистая вода!
Всю ночь горели огни, все еще пылали степи и томила духота. Только
под утро зарево стало меркнуть и прояснилось небо. На заре тронулись в
дорогу. Люди стали безмолвными, понимали все без слов, страх и уныние
овладело ими.
По сторонам от шляха оставались трупы, и стаи птиц, налетевших
издалека, теперь кружили над ордой. Касим-паша больше не ехал впереди
воинства. Он пересел в паланкин, и огромный белый верблюд, покачиваясь,
нес его среди пожарища и пустыни. Позади в обозе скрипели арбы, надрывно
мычал рабочий скот и без конца неистово кричали спаги, нахлестывая бечами
падающих от изнурения полонян, тащивших пушки.
Девлет-Гирей не разбивал юрты на стоянках. Он заворачивался в
косматую бурку и, положив рядом ятаган, быстро засыпал. Он не боялся ни
степного пожара, ни пустыни, ни криков стервятников, - в набегах на Русь
он привык ко всему. Просыпаясь, он думал о прежнем: как бы подороже
продать Касим-пашу.
Когда казалось, что всему будет скорый конец: кони падут без корма и
воды, измученные люди не встанут после ночлега, - неожиданно затуманилось
небо и к ночи собрался дождь. Он полил потоками, бурлил, щедро поил
раскаленную алчущую землю, наполнял до краев лощины и ручьи. Измазанные, в
грязи, измученные люди падали лицом в лужи и жадно пили, вдыхая освежающую
прохладу.
Касим-паша снова повеселел:
- Теперь дойдем! Скоро будет Итиль!
И хотя до Волги еще было далеко и кончился корм, но все ободрились.
Страшное осталось позади. Только Девлет-Гирей продолжал мстительно думать:
"Путь от Астрахани до Азова будет еще длиннее!"
Он на себе испытал силу Руси и не верил, что Касим-паша сумеет
одолеть ее под Астраханью.
И опять паша встретил Семена Мальцева, худого, страшного. Глаза
русского ввалились в черные орбиты и сверкали, как раскаленные угли.
- Видал, какая наша сила? - дерзко крикнул он Касим-паше. - Это еще
цветочки. А вот с русской ратью встретишься, еще хуже будет!
- Я сегодня срублю тебе голову! - сердито ответил паша.
- Ты уже однажды обещал, да забыл! Чего тянешь, а может, чего
доброго, и впрямь моя голова еще сгодится тебе на выкуп! - с насмешкой
сказал русский.
Касим-паша поскакал вперед. Налетевшие стервятники с криком рвали
падаль. Они не пугались ни орды, ни стрел. Поднимались и снова опускались
на раздутые туши коней.
Какая-то сила удерживала пашу, и он не позвал палача, чтобы срубить
голову дерзкому пленнику. "Кто знает, что предполагает аллах? - рассудил
он. - Может быть, это моя судьба? И потом, никогда не поздно сделать это!"
Он оживился, поднял лицо, так как из степной балки внезапно подул
свежий ветерок. "Вот скоро и Итиль!" - с надеждой подумал он.

Над степью лежала тихая ночь. Млечный путь опоясывал темное небо
жемчужным поясом; из-за курганов выкатилась золотая луна. Казалось, все
уснуло, все замерло в глубокой тишине, но Ермак не верил коварному покою и
безмолвию. Все междуречье, от Дона до Волги, охватило скрытое
беспокойство: днем и ночью по балкам и оврагам рыскали волчьими стаями
ногайские наездники. Они осторожно выслеживали и с диким визгом врывались
в одинокие русские хутора и заимки, заброшенные в Дикое Поле. Хищники
резали отважных посельщиков, предавали курени огню и, навьючив
награбленное добро, снова скрывались в безлюдных просторах.
Кочевники с нетерпением готовились к встрече полчищ Касим-паши. Среди
этого кипучего озлобленного вражьего края казачья ватажка Ермака на
крепких коньках торопилась в Астрахань предупредить русских о беде. Днем
казаки скрывались в диких урочищах, в камышах степных озер, а ночью, не
мешкая, пускались в путь.
На третью ночь казаки выехали на пологую возвышенность. Ермак
оглянулся и радостно крикнул:
- Гляди, братцы, как Ивашка Кольцо честит басурман огнем!
Далеко на западе, в донской степи, алел окоем. В густой тьме
перебегали и трепетали веселые язычки пламени, - пылала подожженная степь.
Казаки оживились и негромко запели:
Загорелась во поле ковылушка,
Кто знает, она от чего?
Не от тучки, не от грома,
Не от жаркого лучья, -
Загорелась во поле ковылушка
От казачьего ружья...
И чем больше разгоралось пламя на горизонте, тем веселее и увереннее
становились казаки.
Три ночи скакала ватажка на восток, а на четвертый день, на заре, в
долине заблестели широкие воды.
- Волга! - радостно ахнули казаки и вздохнули полной грудью.
Ермак снял шапку, ветер шевельнул черные кудри. Он соскочил с коня и
низко поклонился:
- Здравствуй, Волга-матушка! Здравствуй, родимая! Кланяется тебе наш
преславный Дон Иванович!
Любо было слышать казакам дорогие и верные слова Ермака. Все
спешились и долго смотрели на раздольную и разгульную реку. Любовались они
и нежно-розовой полоской, вспыхнувшей на востоке, - вот-вот взойдет
солнышко.
Ведя коней в поводьях, казаки по росистой траве спустились к
прохладному плесу. Умыли, освежили лица, огонек прошел по жилам от
прохладной воды.
И пока сами мылись, пока купали и поили коней, взошло солнце, и на
левобережье Волги, над камышами потянулся сизый туман.
Утомленные, но счастливые казаки отыскали в тальнике укромный уголок
и разложили костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48