Стояли и стоять будем
на русской земле!
Вечером над Астраханью появились крикливые стаи воронья; они унизали
кресты церквей, деревья, частоколы крепости. От их карканья становилось
тошно на душе.
- Точно на падаль слетелись, - с досадой сказал Ермак. - По всему
видать, Касим-паша близко!
Догадка подтвердилась. На берегу Волги стрельцы подобрали паромщика
Власа. Он лежал уткнувшись лицом в землю, а между худых лопаток торчала
оперенная стрела. Старик тяжело дышал и, когда его поднимали, вымолвил:
- Понуждали переправить дозорных, а я паром угнал. Да не уберегся
малость. Ну что ж, пожил свое и на том хвала господу!
Старика не донесли до крепости - скончался в дороге.
На закате над Волгой разнесся шум. Толпы народа вышли на вал и на
берег реки. Над степью плыли тучи пыли - тысячи турецких, татарских и
ногайских конников тянулись по прибрежной дороге. Доносились гортанные
голоса и ржание коней.
В народе гомонили:
- Касим-паша идет...
- Добрался, окаянный, до Волги, теперь коней напоит в русской реке!
В толпе стоял Ермак и вместе с другими кипел гневом.
- Пришел Касим-паша с конями на Волгу, а уйдет без них, - твердо
выговорил он. - Конец ему тут! Стояла и будет стоять здесь русская земля!
- Ой, верно говорено! - отозвались в народе.
А вороны тем временем с великим граем покидали Астрахань и летели
навстречу вражьему войску, опаленному солнцем, закопченному дымом,
запыленному, усталому и уже потерявшему веру в победу. Словно чуяло
воронье, где можно будет поживиться.

4
Первого сентября Касим-паша с поредевшим войском подошел к Астрахани,
но не посмел с хода броситься на город, а раскинулся станом на древнем
Хазарском городище. Ночью над Волгой зажглись тысячи костров, ярко
пылавших в густой ночной тьме. По воде далеко разносилось конское ржанье.
Воевода Черебринской в темном кафтане безмолвно стоял на валу и
вглядывался в сторону городища. До утра не прекращался гул в турецком
стане, слышался топот конницы, вспыхивали и пламенели все новые и новые
костры. Казалось, ими были усеяны все рынь-пески, и блеск их сливался со
сверканием звезд.
"Ногайская орда подошла!" - догадался воевода, но хранил
хладнокровие. Показав на костры, он сказал окружавшим его:
- В пешем бою ордынцу не взять русского, а на крепости и подавно зубы
поломают!
Ермак, которого за воинскую доблесть приблизил к себе воевода,
уклончиво ответил:
- И пешие перед конными бежали, и крепости рушились. Главное - в духе
воина!
- Правдивые слова! - согласился Черебринской. - Бесстрашный да умный
воин крепче камня и дубового тына.
А огни на равнине прибывали, будто звездное небо роняло их на землю.
Топот не смолкал. Только к утру все стихло, и когда рассеялся туман,
астраханцы увидели тысячи юрт и табуны коней. Солнце казалось тусклым в
сизом дыму костров. Сотни челнов раскачивались на легкой волне. Словно по
мановению невидимой руки, на берегу выросли толпы ордынцев, пеших и
конных. Пешие с гомоном забирались в ладьи, а конные потянулись по берегу.
На крепостном валу закричали:
- Орда плывет, готовь встречу!
Ермак выбежал из дозорной башни, за ним - казаки. Среди стрельцов
степенно расхаживал воевода.
- Пушку "Медведицу" навести на стремнину! - наказывал он пушкарям. -
Как выплывут громадой, угостить их ядрышком!
У берега, на приколе, стояли сотни бусов, малых стругов, а подле них
суетились ратные люди. Завидя это, Ермак стал просить:
- Дозволь, воевода, нам, донцам, на реке с баграми погулять!
- Гуляй, казаки! - разрешил Черебринской. - Люблю потеху да удаль.
Только гляди, сноровкой да умом бери, и плыть, когда "Медведица" песню
отревет!
Станичники кинулись к берегу, раздобыли багры. В буераке толпились
астраханские женки и кричали со слезами:
- Ой, плывут нехрести! Ой, плывут по наши душеньки!
- Цыц, дурашливые! - прикрикнул на них Ермак. Взгляд его был грозен,
- женки сразу присмирели.
Ордынские ладьи, толпясь большой утиной стаей, выплыли на стремнину.
Шальная Волга разом подхватила их и понесла. Многие суденышки оторвались
от стаи и, как ни старались гребцы, их завертело, потянуло к морю.
- Ай-яй! - разносились по реке крики. И, как бы в ответ, вдруг
рявкнула "Медведица".
- Ишь ты, знатно-то как! Голосиста! - одобрили казаки.
Ядро хлестко ударило в ордынскую ладью, и сразу от нее полетели щепы,
заголосили люди. Очутившись в быстрине, уцелевшие хватались за борта
соседних ладей и опрокидывали их.
- Эко, крутая каша заварилась! Ой, и воевода! - похвалил Ермак и
поднял багор, намереваясь вскочить в струг. Но Брязга удержал казака:
- Поостерегись малость, Тимофеевич, еще не отгудела свое "Медведица".
И тут опять ударило из пушки. Брызги сверкнули искрами, и пуще
прежнего завопили ордынцы. Кружившие по воде отдались стремнине, другие
загребали к берегу.
Конники спустились в Волгу и поплыли, держась за гривы коней. Опять
рявкнула пушка и на сей раз угодила по скопищу плывущих всадников. Тут же
Ермак и казаки не ждали. С баграми они бросились к стругам и дружно
ударили веслами. Тучи стрел полетели навстречу, но казаки не устрашились.
Размахивая веслами, гребцы запели:
Эх, ты Волга, мать-река, Широка и глубока, Ай да, да ай да, Ай да, да
ай да! Широка и глубока!
- Алла! Алла! - закричали рядом, и Ермак поднял багор.
- Братцы, бей супостата!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48