- отозвались в толпе.
- А еще что видели? - снова спросил Бзыга.
Петро полетай поднял голову и продолжал с горечью:
- Видели мы своими очами - горят понизовые станицы. Дети и женки...
Вот полоняник скажет, кто сюда жалует!
Сильные руки подхватили татарина и вытолкнули на видное место.
- Сказывай, шакал, кто на Русь идет?
Татарин съежился, как под ударами хлестких бичей. Заговорил быстро и
еле внятно.
Переводчик, громоздкий усатый казак, старый рубака, пробывший
четверть века в полоне у крымчаков, перехватывал трусливую речь и
переводил:
- Просит не убивать.
- А сам с чем шел, не наших ли женок и детей рубить да насильничать.
Спрашивай его, бритую образину, о другом! - зашумели вокруг.
Атаман сделал рукой знак. Казаки опять стихли, сдержали страсти,
охватившие их сердца. Переводчик спросил пленника и выкрикнул:
- Сказывает, сам Касим-паша с большим войском идет, а с ним
Девлет-Гирей спешит с мурзами. Орду ведет. Из Азова плывут турские ладьи с
пушками и ядрами. Из Кафы янычары добираются. И еще сказывает, трое ден
тому назад передовые татарские загоны в четыре перехода отсель были. Жгли
степные заимки, низовые городки...
- Стой, мурло татарское, - перебил полонянина атаман, - говори
толком, кто орду ведет: сам ли Девлет-Гирей или сынки его, стервятники
подлые! Чем оборужены и что затеяли?
Татарин снова залопотал.
- Беклербег кафийский конников ведет! - оповестил толмач. - А с ним
шесть сенжаков. С ордой хан Девлет-Гирей... Идут на Переволоку, а другие
через Муджарские степи...
- Слыхали, станичники: орда идет, великая гроза занимается! - поднял
голос атаман. - Рассудите казаки, тут ли, в куренях, будем отбиваться, аль
со всем Доном в Поле уйдем, день и ночь будем врагу не давать покою и
роздыху. Как, станичники?
- День и ночь не давать басурманам покоя! - дружно ответили
станичники. - Любы твои слова атаман!
- Этой ночью станица уйдет в донские камыши да овражины, в лесные
поросли! С волками жить - по-волчьи выть. В сабли татар и турок! Выжгем
все!
- В сабли! На меч, на острый нож зверюг!
Присудили станичники: темной ночью всем - и старым и малым - укрыться
в степных балках, в укромных местах. Пусть достанутся в добычу злому
татарину и жидному турку пустые мазанки да быльняк. А уйдет орда, все
снова зашумит-заживет.
- Ух ты, жизнь - перакати-поле! - горько усмехнулся Ермак и вместе с
казаками побрел с майдана. Конь его уже был на базу. Хозяин бережно обтер
полой своего кафтана скакуна и покрыл ковром. В мазанку не вошел -
вспомнил еще не зажившее. Сгреб под поветью охапку камыша и разостлал под
яблонькой.
Мысли набегали одна на другую. За соседним плетнем заголосила
молодица.
"Загулявший казак побил, - подумал Ермак, заворочался и опять
вспомнил свое житье. - Набедокурила, лукавая".
Он старался успокоить себя, но не мог: тревожил женский плач. Не
вытерпел казак, поднялся и пошел на причитания. На земле, среди полыни,
сидела простоволосая женка в одной толстой грязной рубахе, поверх которой
накинут дырявый татарский шумпан. Молодая, крепкая, словно орешек, только
радоваться, а она слезы льет.
- О чем плачешь, беспутная? - строго спросил женку Ермак.
Она вскинула на станичника удивленные глаза и ничего не ответила.
- Что молчишь? Чья будешь?
- Беглая, за казаком увязалась, а теперь одна, зарубили его! -
всхлипывая отозвалась черноволосая.
- Имя твое как? - смягчаясь сердцем спросил Ермак.
- Была Зюленбека, а сейчас Марья.
- Выходит, крещеная полонянка?
- Сама с казаком сбегла, увела его из полона.
- Гляди, какая хлопотунья! - удивился Ермак и одним махом перелетел
через плетень. - Чего же ты ревешь, раз не бита?
- Куда мне идти теперь? Татары придут и меня застегают! - скорбно
сказала Зюленбека.
- Не бойся, - взял ее за руку казак: - Не придут сюда бритые головы.
А коли придут, кости сложат. Не кручинься, уберегу!
Татарка была красива, хоть и неопрятна. Щеки у нее, что персики,
матовые, а глаза - огоньки. Ободрилась она. По смуглому лицу мелькнула
радость.
Ермак посоветовал:
- Пока укройся с женками, а там видно будет. Оберегайся!
Женщина смокла и теплыми глазами проводила Ермака...
Закат погас. Ермак напоил коня, привязал его к кусту неподалеку от
себя и растянулся на камышах, подложив под голову седло.
Донскую землю покрыла свежая, ароматная ночь. Холодок пошел с реки.
Казак лежал и смотрел в безмятежную глубину неба, по которому плыли
золотые пчелки-звезды. А на душе было тревожно. Где-то рядом, на шляху,
который скрывался за темным бурьяном, женский жалостливый голос
запричитал:
- Ах, родная, что опять будет? Дон наш родимый, ласковый, укрой нас
от злой напасти, от лихой беды...
Далеко на окоеме занялось кровавое зарево: должно быть загорелась
дальняя станица...

2
Росла и наливалась крепостью русская земля. Несмотря на то, что царь
Иван Васильевич Грозный неудачно воевал за искони русские берега Балтики,
русский народ достиг невиданного доселе могущества и силы, и далеко
раздвинул пределы молодого государства. Русские люди встречь солнцу дошли
до Каменного Пояса, прочно обосновались на суровых берегах Студеного моря
и плавали на смоляных ладьях на далекий и сказочный Грумант. Грудами
костей усеяли родную землю, но остановили монголов и спасли этим Европу.
Не иссякла сила нашего народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48