Она опустила глаза.— А потом, — продолжал я, — когда дети играют и разговаривают, им бывает легче рассказать о том, что они чувствуют, то есть легче выразить свои чувства.— Я могу выразить свои чувства говорением, — сказала она.— Чудесно, — согласился я. — Давай говорить.Она уселась на кожаную кушетку, а я опустился в свое кресло, стоявшее напротив. Она еще немного посмотрела по сторонам, потом положила руки на колени и стала смотреть прямо на меня.Я сказал:— Ну вот. Давай начнем разговор с того, кто я такой и почему ты здесь. Я психолог. Ты знаешь, что означает это слово?Она помяла пальцы и стукнула по кушетке пяткой.— У меня есть проблема, а вы такой доктор, который помогает детям, у которых проблемы, и вы не делаете уколов.— Прекрасно. Все это рассказал тебе Джейкоб?Она покачала головой.— Мама. Доктор Уэгнер рассказала ей о вас — она дружит с мамой.Я вспомнил, что говорила мне Айлин Уэгнер о кратком разговоре — о девчушке, которая бродит и прячется в большом, пугающем доме, — и задумался над тем, что этот ребенок называет дружбой.— Но ведь доктор Уэгнер встретилась с твоей мамой из-за тебя, Мелисса, не так ли? Из-за твоего звонка в службу помощи.Ее тело напряглось, а руки замесили быстрее. Я заметил, что подушечки пальцев у нее розовые и чуть-чуть шелушатся.— Да, но ей нравится мама.Она отвела глаза и уставилась на ковер.— Ну хорошо, — отступился я. — Доктор Уэгнер действительно была права. Относительно уколов. Я никогда не делаю уколов. Даже не умею их делать.Это не произвело на нее никакого впечатления. Она смотрела на свои туфли. Потом вытянула ноги вперед и стала болтать в воздухе ступнями.— И все же, — продолжал я, — даже если идешь к доктору, который не делает уколов, иногда бывает страшновато. Оказываешься в новой ситуации, не знаешь, как все будет.Она резко вскинула голову, зеленые глаза смотрели с вызовом.— Вас я не боюсь.— Прекрасно. — Я улыбнулся. — И я тебя тоже не боюсь.Она взглянула на меня чуточку озадаченно, но в основном с пренебрежением. Знаменитое делавэровское остроумие на этот раз не достигло цели.— Я не только не делаю уколов, — сказал я, — но и вообще ничего не делаю детям, которые сюда приходят. Я просто работаю вместе с ними. Как одна команда. Они рассказывают мне о себе, и, когда мы хорошенько познакомимся, я показываю им, как перестать бояться. Ведь боязнь — это что-то такое, чему мы научаемся. А раз так, то можно и разучиться бояться.В глазах девочки промелькнула искорка интереса. Ноги ее расслабились. Но месить она продолжала, причем быстрее, чем раньше.Она спросила:— Сколько еще детей приходят сюда?— Много.— Сколько много?— От четырех до восьми в день.— А как их зовут?— Этого, Мелисов, я тебе сказать не могу.— Почему же?— Это секрет. Точно так же я никому не могу сказать, что сегодня приходила ты, — без твоего на это разрешения.— Почему?— Потому что дети, которые приходят сюда, рассказывают о вещах, которые касаются лично их, и не хотят, чтобы об этом узнал кто-нибудь еще. Это их частная жизнь — ты понимаешь, что я имею в виду?— Частная жизнь, — сказала она, — это когда идешь в туалет, как взрослая молодая леди, совершенно одна, и закрываешь за собой дверь.— Правильно. Когда дети рассказывают о себе, они иногда говорят мне такие вещи, о которых никогда никому не говорили. Одна из сторон моей работы — это умение хранить секреты. Поэтому все, что происходит в этой комнате, секретно. Секретны даже имена людей, которые сюда приходят. Вот почему здесь есть эта вторая дверь. — Я показал ей. — Она выходит в холл. Это для того, чтобы пациенты могли уйти отсюда, не заходя в приемную и не встречаясь с другими людьми. Хочешь посмотреть?— Нет, спасибо.Я ощутил возросшую напряженность.— Мелисса, тебя сейчас что-нибудь беспокоит?— Нет.— Хочешь, мы поговорим о том, что тебя пугает?Молчание.— Мелисса?— Все.— Тебя пугает все?Пристыженное выражение лица.— Как насчет того, чтобы начать с чего-то одного?— Воры и бродяги. — Это было продекламировано без колебаний.Я сказал:— Тебе кто-нибудь говорил, о чем я буду спрашивать тебя сегодня?Молчание.— Джейкоб, да?Кивок.— И мама?— Нет. Только Джейкоб.— И как отвечать на мои вопросы, Джейкоб тоже сказал?Нерешительность.Я продолжал:— Если он это сделал, то все в порядке. Он хочет помочь. А я просто хочу, чтобы ты обязательно рассказала мне, что чувствуешь ты. Ведь звезда в нашем шоу — это ты, Мелисса.Она сказала:— Он велел мне сидеть прямо, говорить четко и рассказывать правду.— Правду о том, что тебя пугает?— Угу. И тогда вы, может быть, сможете мне помочь.С ударением на «может быть». Я почти слышал голос Датчи.Я сказал:— Прекрасно. Датчи, очевидно, очень умный человек и с большой заботой относится к тебе. Но когда ты приходишь сюда, то становишься самой главной. И можешь говорить, о чем захочешь.— Я хочу говорить о ворах и бродягах.— Ладно. Тогда именно этим мы и займемся.Я подождал. Она ничего не говорила.Я спросил:— А как выглядят эти воры и бродяги?— Это не настоящие воры, — сказала она опять пренебрежительным тоном. — Они в моем воображении. Понарошку.— Как они выглядят в твоем воображении?Снова молчание. Она закрыла глаза. Руки яростно месили свой комок теста, тело начало слегка раскачиваться, а лицо сморщилось. Казалось, она вот-вот расплачется.Я наклонился ближе к ней и сказал:— Мелисса, нам не обязательно разговаривать об этом прямо сейчас.— Большие, — сказала она, не открывая глаз. Но слез не было видно. Я понял, что напряженное выражение лица было не предвестником слез, а свидетельством интенсивной попытки сосредоточиться. Ее глаза под закрытыми веками бегали с невероятной быстротой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171