– Мы… теперь мы можем спуститься? Здесь ужасно холодно.
– Конечно. Я сразу не понял, что вы боитесь высоты. – Лео обнял и нежно поцеловал ее.
Она перестала ощущать холод, ледяной ветер вдруг стал восхитительно теплым.
– Лео, сейчас время для любви! – сказала она хрипло. – Давайте вернемся и насладимся жизнью!
Он медленно отстранился и покачал головой.
– Нет, не сейчас. Я убежден, что секс должен быть после брака.
60
– Вот сучки! – взвизгнула Анук де Рискаль и в ярости швырнула „Вименс веар дейли" через всю столовую. – Неблагодарные, ничтожные, мерзкие сучки! Самый подлый удар в спину! И я узнаю об этом из газеты! Ничего мне не сказали! Какое оскорбление, Антонио! Знают, что я председатель комитета демонстрационного дома, и проголосовали за моей спиной!
– Успокойся, дорогая, что сделано, то сделано, – утешал ее Антонио, отхлебывая кофе и одновременно просматривая биржевые колонки в „Уолл-стрит джорнэл". – Если бы ты не поехала в Швейцарию на эти гормональные инъекции, то могла бы сказать свое слово. И вообще, не стоит так распаляться из-за этого…
– Не стоит?.. – Анук чуть не задохнулась и, наклонившись, посмотрела на него огромными, потемневшими от гнева глазами. – Да они просто унизили нас! Они унизили ТЕБЯ! Мы не только потеряли сотни тысяч на этой бесплатной рекламе… – тут она с такой силой ударила по столу, что даже подпрыгнули приборы, – но подумай о престиже! Я даже не представляю, как после этого смогу смотреть людям в лицо, просто не представляю!
– Сможешь, Анук, и прекрасно это знаешь. Тебя не так-то легко сломить.
– Позволь напомнить, душа моя, что демонстрационный дом в Саутгемптоне это не какой-нибудь пустячок. – Анук буквально дымилась. – Подумать только! Эти тупицы из комитета предпочли не тебя для показа моделей на вечернем открытии. И кого? Эту размалеванную обезьяну Эдвину! Нет, это последняя, самая последняя капля! – Она откинулась на спинку стула, лицо ее пылало. – Я серьезно думаю о том, чтобы отказаться от председательства, но сначала я сверну этим дохлякам шеи!
– А потом будешь изнывать в какой-нибудь захудалой тюрьме вместе с лесбиянками? – И Антонио рассмеялся. – Да уж, неземное наслаждение!
– Сейчас не до шуток! – Анук забарабанила по столу красными ногтями. – Вот что, Антонио, я не пойду на открытие, и ты тоже. Мы откажемся. Да! Да я просто прикажу всем бойкотировать его!
– Боюсь, дорогая, они тебя не послушают. Ты прекрасно знаешь, что открытие демонстрационного дома – это всегда событие в начале саутгемптонского сезона. И потом, даже мы не можем отказаться. Каждая женщина, которая там будет, каждый год покупает у меня туалетов на десятки тысяч долларов, и, так же как и я, ты понимаешь, что мы не можем позволить себе сделать их своими врагами.
– Можно подумать, что они – наши друзья! – огрызнулась Анук.
– Повторяю, Антонио, мы никогда не сможем пережить это. И будь уверен: эти ведьмы из комитета поступили так намеренно, чтобы опозорить и оскорбить нас.
– Намеренно или нет, но дело сделано, – произнес он примирительно, – и теперь это прошлое. В любом случае я не обладаю монополией на проведение демонстрации моделей на благотворительных мероприятиях. И потом, как знать? Может быть, у Эдвины действительно есть талант?
– Эдвина! Ха! – И Анук язвительно усмехнулась. Антонио пожал плечами.
– Ты должна признать, что, видимо, она что-то делает правильно. Может быть, мы ошиблись, когда дали должность Рубио не ей, а Класу?
Глаза Анук превратились в щелки.
– А кто, спрашивается, виноват? – прошипела она.
– Разве меня Дорис Баклин застукала с голой жопой?
Густо покраснев, Антонио тут же снова уткнулся в газету.
Анук взяла серебряный кофейник и налила себе кофе. Рука у нее дрожала.
– Может, мисс Э. Дж. Робинсон на этот раз и сравняла счет, – выдавила она, грохнув кофейником по столу, – но очень скоро ей придется понять, что какой бы талантливой, по ее мнению, она ни была, но в этом городе было, есть и всегда будет место только для одного Антонио де Рискаля.
Положив газету, Антонио улыбнулся.
– Ты всегда была моим самым верным сторонником, Анук, – нежно сказал он.
Но, словно не слыша его, она продолжала:
– Если бы они выбрали, скажем, Адольфо, или Полин Трижер, или Оскара де ла Ренту, еще куда ни шло, но Эдвину! Антонио, мне так плохо. Мне просто ужасно. Да к тому же она, вероятно, всему научилась у тебя. Это задевает меня больше всего. Нет, Антонио, я непреклонна. Мы не пойдем на открытие, – и с этими словами она отхлебнула кофе.
Появившийся в дверях Банстед деликатно откашлялся.
– Извините, мадам, – мрачно начал он, сосредоточенно глядя в пространство.
Метнув на него сердитый взгляд, она нервно схватила чашку.
– В чем дело, Банстед?
– Звонит мистер Лео Флад, мадам.
Не донеся чашку до рта, Анук так и застыла, не веря своим ушам. Лео Флад? Тот самый Лео Флад, который оказывает поддержку Эдвине? Какое беспардонное нахальство! А она – просто шлюха отъявленная!
Быстро оправившись от внезапного ступора, она вскочила на ноги и рванула трубку. И вдруг ее перекошенное от ярости лицо чудесным образом разгладилось.
– Лео! Ch?ri ! – заворковала она. – Как прелестно, что вы звоните. Чем обязана такой чести?.. Я – руковожу открытием?! Но я думала, что, конечно, вы или Эдвина… Ну что вы, никакого конфликта интересов! Модели Антонио и Эдвины предназначены для совершенно разных групп людей!.. Понимаю… О, что вы, с огромным удовольствием, дорогой! Сочту за честь!.. Конечно! Антонио представляет ее коллекцию? Он будет в восторге! Послушайте, дорогой мой! Обещаю надеть свое самое простое… Ч-ч-что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167