И при первом же шорохе любого из них – ча-ао, cojones. Усек?
Краем глаза Олимпия видела, что насиловавшие Ширли детины поднялись и, натянув джинсы, отступили в сторону. Те, что с удовольствием наблюдали за картиной, тоже подались назад. Никто не произнес ни слова, молча пожирая ее глазами, и всеобщая ненависть, исходящая из этих глаз, обладала, казалось, собственным многоголосием. Никогда прежде не доводилось ей видеть одновременно столько лиц, готовых убить, столько разъяренных глаз сразу.
Олимпия ни разу не повысила голос, но каким-то образом он был слышен и в самых дальних закутках комнаты.
– Все на пол, живо, лицом вниз! Руки на голову! Никто не шелохнулся, и Олимпия плотнее прижала дуло револьвера к паху кроманьонца.
– Вы слышали! – почти обезумев, заорал тот. – На пол!
Когда бандиты распростерлись у ее ног, Олимпия осторожно двинулась в сторону Ширли. Опускаясь рядом с девушкой на одно колено, она продолжала держать под прицелом главную мишень. Взглянув краем глаза на девушку, она почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота. Ничего общего с тем прелестным созданием, оставленным ею в студии Альфредо Тоскани пару часов назад! Тело девушки покрывали страшные синяки и кровоподтеки, лицо превратилось в бесформенную маску.
Сознание затуманила, накатив, другая волна – волна ярости.
– За что? – простонала она в отчаянии, но этот стон повис без ответа в зловещей тишине. Она впилась пальцем в спусковой крючок. Сильная, волевая и бесстрашная, Олимпия привыкла держать под контролем свои чувства. Эта внезапная жажда возмездия, неодолимое желание отомстить за те страдания, что выпали на долю Ширли, были чем-то новым для нее самой. Словно внутри нее скрывался кто-то другой, о ком она и не подозревала, – яростный и непримиримый. Целый хор голосов слился в один голос, требующий отмщения.
Перед глазами поплыли черные мушки, палец, прижатый к спусковому крючку, подчинялся своим собственным законам. Она напряглась, ожидая звука выстрела и сильной отдачи.
– Олимпия?.. – Ширли, распластанная рядом с ней, попыталась приподнять голову и открыть заплывшие глаза. – Это… и вправду вы?
Слабый голос девушки словно погасил, успокоил свирепый хор голосов внутри нее. Палец на спуске расслабился.
– Да, детка, – проговорила она хрипло полным страдания голосом. – Это я. Теперь все будет в порядке. Я увезу тебя. Ты можешь сесть?
– Я… не знаю…
– Постарайся, малышка, пожалуйста. – Не сводя глаз с кроманьонца, Олимпия пошарила рукой по полу, пытаясь нащупать одежду девушки, затем прикрыла жакетиком дрожащее нагое тело.
– Накинь-ка это, – проговорила она мягко. – А потом обопрись на меня, я помогу тебе. – В голосе ее снова зазвучало железо: – Ты! – Она ткнула дулом револьвера рокера в косынке. – Пойдешь с нами!
Не опуская пистолета, Олимпия протянула свободную руку девушке.
– Вот так-то, детка… Положи руку мне на плечи… так. – Я поддержу тебя. – Обхватив левой рукой Ширли за талию, она выпрямилась вместе с нею. – А ну, двигайся, мешок с дерьмом! – Скомандовала она громиле. – Пойдешь с нами вниз, затем на улицу. Так что давай поворачивайся. И помни, что у тебя за спиной, не вздумай выкинуть какую глупость. Если ты или кто-то из этих подонков дернется, я всажу тебе пулю, не задумываясь.
– Сомнений не оставалось: Олимпия сдержит свое слово без сожаления.
Вместе с заложником они двинулись сначала в коридор, затем вниз по лестнице. Передвигались они медленно: Ширли то и дело бессильно обвисала, едва переставляя ноги, и Олимпия видела, что при каждом шаге она из последних сил старается сдержать стоны от боли.
Когда они спустились на тротуар, уже стемнело. Уличные фонари сочились янтарным светом, заливая своим сиянием ряды мотоциклов, играя бликами на металлических боках пивных банок и отражаясь в жестяных бутылочных крышках, вмурованных в асфальт. Ширли вцепилась в Олимпию намертво, видя в ней единственное спасение.
Мысленно Олимпия благословила широкие рукава норкового манто: эти мягкие меховые трубы, совершенно не мешая движению, служили одновременно прекрасным укрытием. Никто не разглядит, что у нее в руке. Револьвер не испугает таксиста, он его просто не заметит, а значит, не бросится в панике бежать, оставив их без прикрытия.
Заметив Олимпию, таксист едва не вывалился со своего сидения, повернувшись назад, он открыл замок на задней дверце и широко распахнул ее.
– Сначала ты. – Олимпия осторожно усадила девушку на обитое серым винилом сиденье.
Ширли почти упала внутрь, сжавшись в комочек в дальнем углу машины, судорожно сжимая на груди разодранный жакетик и глядя перед собой невидящим взглядом.
– Я сяду рядом, – проговорила Олимпия почти нежно, обращаясь к громиле, – а ты поедешь с нами. И помни, что я сказала тебе о всяких глупостях.
Она осторожно скользнула следом за Ширли, стараясь придвинуться к девушке как можно ближе. Последним сел кроманьонец.
– А теперь рви отсюда ноги, – коротко приказала Олимпия таксисту еще до того, как громила захлопнул за собой дверь.
– Куда? – вопросительно уставился на нее таксист, все еще наполовину вывернутый назад.
– Да поезжай же! – рявкнула Олимпия.
– В чем дело, черт подери… – вскипел было тот, и тут же заметил холодный блеск револьвера, нацеленного в межреберье пассажира. – Вот черт… Мадам, ну вы и штучка! На вас просто пробу ставить негде!.. – Увидев вывалившую из здания толпу рокеров, он охнул, прервав тираду, и врезал по газам. Взметнув за собой тучу пыли и дыма, такси сорвалось с места, помчавшись в сторону Д-авеню, и, не разбирая сигнала светофора, свернуло к жилым кварталам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167