– Или что?
Антонио выпрямился.
– Увидите, что.
– Тогда уж и вы хорошенько послушайте меня. Я работаю в этой психушке уже тринадцать лет и не потерплю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, – никто, даже вы. – Она встала, вытащила из-под стола пластиковую хозяйственную сумку, расписанную желтыми маргаритками, и поставила ее на стул. Затем один за другим начала выдвигать ящики стола.
– Что это вы делаете?
– А как по-вашему? Освобождаю рабочее место. С этого момента меня уже здесь нет. Бухгалтерия может прислать мне расчет на домашний адрес.
– Как хотите, только выходного пособия не ждите.
– А вы слышали, чтобы я о нем просила?
Они стояли, свирепо уставясь друг на друга, и ни один не хотел уступать.
– Я могу продолжать собирать свои вещи, или у вас ко мне что-то еще? – зло выпалила она.
Антонио был слишком взбешен, чтобы спорить с ней или, упаси Бог, уговаривать остаться.
– Нет, – с дергающимся от ярости лицом он резко повернулся и вышел, направляясь в кабинет Класа.
Билли Дон только что подъехала к 7-й авеню, 550. Подхватив с сиденья огромную сумку, она выскользнула из арендованного лимузина и, поблагодарив шофера, в изумлении смотрела на демонстрантов. Ее глаза остановились на плакатах и отвратительных увеличенных фотографиях. Когда кто-то сунул ей в руку листовку Лиги защиты животных и она быстро пробежала ее глазами, ей показалось, что ее вот-вот стошнит.
Снимки агонизирующих норок. Лисы, бьющиеся в капканах. Детеныши котиков, забиваемые на глазах у матери. Сотни енотов в переполненных клетках. До смерти перепуганные, изувеченные животные. Газовые камеры для быстрого умерщвления. Целые поточные линии с конвейерами, где животные вспарываются и освежевываются. Фотографии зверей, отгрызающих себе лапы, чтобы вырваться из капкана.
Она стояла, не в силах двинуться с места от подступившей тошноты. Массовое убийство. Лагерь смерти симпатичных пушистых зверьков.
Все необходимое, чтобы люди могли укутать свои телеса в меха.
– Подожди, Том, – сказала интервьюировавшая Антонио тележурналистка своему оператору, который уже начал закрывать камеру. – Думаю, мы еще не закончили. Здесь манекенщица Билли Дон. Хочу узнать, что она думает по этому поводу. – Годы работы по освещению столичных сенсаций настолько обострили ее чутье, что она знала, где можно снять материал, еще до того, как что-то произойдет.
С оператором, который шел позади нее с включенной камерой, она подскочила к Билли Дон и, остановившись, обернулась к объективу.
– Рядом со мной вы видите супермодель Билли Дон, которая только что приехала на место сегодняшней демонстрации. Билли, – она встала в полоборота к девушке, – я не могла не заметить вашего интереса к происходящему. Вы не хотите сказать нам, что лично вы думаете относительно использования натуральных мехов в одежде? – и протянула Билли микрофон.
Та посмотрела в камеру долгим напряженным взглядом, затем резко откинула длинные волосы.
– Да, хочу! – заявила она, сдерживая гаев. – Это отвратительно! Боже мой, бедные животные! Вы только посмотрите на это! – она потрясла листовкой. – Я понятия не имела, что с ними так обращаются!
– Тогда, как я понимаю, вы – на стороне защитников животных? – предположила репортер.
– Вы еще спрашиваете! – ответила Билли с негодованием. – Мое агентство направило меня сейчас к Антонио де Рискалю. И знаете зачем? На съемку его меховых моделей! Могу сказать одно: именно на эту съемку я не пойду!
Репортер еле сдерживала радость.
– Благодарю вас, Билли Дон, – и, повернувшись в камеру, закончила: – 7-я авеню, 550. С вами была Марсия Родригес, „Новости", четвертый канал. – Сделала паузу, похлопала оператора по плечу. – Пошли, Том. – Они поспешили к машине прессы. – И что ты об этом думаешь? – весело спросила она. – Разве это не горячий материал? Быстрее в монтажную! Нажмем, чтобы его вставили в шестичасовые новости. Кто знает, а вдруг удастся выйти на общенациональную сеть?
„Одну понюшечку – чтобы взбодриться…"
Осторожным постукиванием пальца Клас Клоссен насыпал немного белого порошка на тыльную сторону ладони. Поднес к носу. И втянул ее в одну ноздрю долгим, шумным, удовлетворенным вдохом.
„… и еще капельку – для хорошего настроения…"
И он высыпал еще немного из маленькой, темного стекла пробирки. Уже начал подносить к носу, как вдруг…
Без стука дверь в его кабинет с треском распахнулась, и неожиданный сквозняк сдул кокаин, превратив его в белое облачко.
– Какого черта… – начал было Клас, но тут же закрыл рот.
В дверях, подобно Божьему гневу, стоял Антонио. Но немая сцена длилась недолго.
– Чем ты, мать твою, занимаешься? – загремел он. Его налитое кровью лицо еще больше побагровело, на шее вздулись вены.
– Ты всегда врываешься вот так, без стука? – обиженно просопел Клас.
Антонио не мог вымолвить ни слова. „Господи! – думал он, видя, как Клас, еще больше подливая масла в огонь, смотрит на него своим неизменно снисходительным взглядом. – Неудивительно, что все идет к чертям собачьим! Да я был просто идиотом, считая, что на работе Клас воздержится от наркотиков! Эдвина, черт возьми, кругом оказалась права!"
В бешенстве Антонио прошел в кабинет и, остановившись перед Класом, вперил испепеляющий взгляд в его расширенные зрачки. Так, уставясь друг на друга, они стояли добрых полминуты, причем ярость Антонио все росла и росла. Наконец он выбил пробирку из пальцев Класа; кружась в воздухе и рассыпая порочное содержимое, она отлетела в другой конец комнаты.
Клас вспыхнул.
– К твоему сведению, ты пустил на ветер двести пятьдесят долларов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167