.. а то тут в деревню мясники приехавши, так говорят, мол, что эта уродина — ты, стало быть,— блудовала в городе — ух! А у той, мол, краля которая, тоже делишки были с Манолито, который племянник здешнего одного — Винагре, а самого Чубарый зовут. И говорят, мол, что ты с ней и дяденька этот — мавра вылитая — шайку сколотить хотите... Я-то знаю — враки все, дак ведь говорят; гляди, как бы из-за крали, подруги твоей, чего не вышло. Между нами — оставайся; те пусть себе уходят, а ты — оставайся... Эх, Андара, и люба ж ты мне!.. Тут-то не услышат — могу сказать: ох и люба ж ты мне, Андара... Третьего дня яичко я тебе дал, помнишь? Тогда ведь еще и думал сказать: любушка ты моя, голубушка... духу не хватило! Хочешь, еще яичко дам? Хочешь шкнарочек?..
Не дослушав его, девица выскользнула на улицу. И такое в церкви говорить! У, карапуз проклятый! Но если о недобрых намерениях Чубарого и о том, что деревне их считают разбойниками, заставило ее серьезно, то торжественное признание Ухо, да еще месте, перед лицом самого господа, перед святыми
Образами, вызвало у нее улыбку. Ну и нахальный же, тоже мне — мужичок с ноготок, лихой недоделок, по крайности, не такая каракатица! Любушка-голушка!.. Ну уморил!.. Нет, видали вы такого греховодника?
Пока она поднималась к развалинам замка, мысли почти вытеснили из ее памяти комичное и признание карлика; но свежий ветер, веявший над руиной холма, и встреча с милыми сердцу спутниками в ее душу такую отраду, что она думать забыла и, вновь вспомнив физиономию Ухо во время не смогла сдержать улыбку. Она рассказала сватовства в стенах храма, и когда Назарин и Беатрис узнали, что жених — уже знакомый им «карапузик», тоже от души посмеялись, и за подобными разговорами все не без приятности провели время до ужина, который также прошел весело, потому что все трое наотрез отказались от подаренного яйца, поэтому было решено яйцо разыграть. Так и сделали; выигрыш достался Беатрис, но та отвергла даже благоволение судьбы, и в конце концов учитель вынужден был разрешить затруднение, поделив яйцо на три равные части.
Спустилась ночь; луна дивным светом сияла с высоты небес. Наш мавр поднялся на свою башню, откуда на сей раз больше следил не за горним, а за дольним миром; тоже делали и обе девицы, боязливо и настороженно выглядывая в одну из бойниц. Сидя на самом верху похожего на челюсть выступа, Назарин старался развеять их страхи, то и дело обращаясь к ним с разными шутливыми замечаниями. Паря в идеальных сферах, этот окрыленный праведник не забывал и о своих птенцах. Вокруг холма залегла глубочайшая тишина, нарушаемая временами лишь вздохами ветра, ласкавшего древние стены, да полетом ночных тварей, обитавших в густых зарослях кустарника и в развалинах крепостных стен.
Хотя глава кающегося сообщества и сохранял прежнее невозмутимое спокойствие, он все же решил, что всем троим не стоит спать в эту ночь, дабы не быть разбуженными мясницкими ножами. Сначала все было тихо, но около полуночи у подножья холма раздался шум, залаяли собаки... Да, кто-то поднимался. Но пока незваные гости были далеко. Затем голоса смолкли, а примерно через полчаса послышались уже ближе; теперь легко можно было различить, что между собой говорят трое или четверо поднимающихся на холм людей.
Дон Назарио спустился со своей башни, чтобы вести наблюдение с более близкого расстояния, но вскоре трое странников убедились, что в долине трудно что-либо различить. От земли поднималась дымка, понемногу густевшая, и лунный свет, падая в туман, растворялся в нем млечным свечением. Голоса слышались еще ближе.
Меньше чем за четверть часа пелена тумана заметно сгустилась, и вот уже заволокла холм почти на треть. Голоса удалялись. Еще через полчаса холм скрылся в тумане наполовину. Но испарение так и не достигло вершины, и странникам казалось, что они плывут в огромном ковчеге по белопенным волнам неведомого моря. Голоса потерялись в тумане.
V
Приказав женщинам ложиться, Назарин продолжал бдение; в молитвах он провел время до самого утра, красотой которого, однако, не смог насладиться из-за тумана. В восемь часов долина еще была окутана дымчатым покровом; Андара и Беатрис, показавшиеся из своей опочивальни, тоже поспешили вознести хвалу господу за чудесное и своевременное спасение — ведь никаких сомнений не оставалось, что то были голоса подлых убийц, и лишь млечная мгла тумана могла сбить их с дороги. Назарин посоветовал женщинам не говорить худого даже о самых злых своих врагах; главное, наставлял он их, прощать все обиды и оскорбления, любить даже тех, кто причиняет нам зло, и подавлять в сердце гневные порывы. Добрые или злые люди Чубарый и его дружки — этого мы не знаем. Да и кому то ведомо? Пусть разбирается в этом Высший судия. Не следует судить и хулить их, даже если эти кровожадные злодеи приставят им нож к горлу.
— ...И последнее, дочери мои, думаю я, что наш вынужденный отдых чересчур затянулся. Поэтому сегодня мы проведем последний день в этом феодальном гнезде, а завтра с утра снова отправимся в путь; пока же предлагаю спуститься вниз по реке и разведать, что это за деревни виднеются там вдали.
Не успел он произнести эти слова, как все услышали приближающийся голос, распевавший веселую песню. Странники взглянули вниз, но никого не увидели,' и хотя женщинам голос этот и показался знакомым, они никак не могли вспомнить, кому он принадлежит. Но вот меж кустов показалась голова масленичного ряженого, и Андара воскликнула, смеясь:
— Да ведь это Ухо, мой женишок! Иди сюда, мой малюточка... Ухо, радость моя, карапузик мой! Голову-то я вижу, а остальное где оставил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63