Так что ступайте себе подобру-поздорову: все одно вам здесь никто не подаст.
Назарин отвечал, что они пришли не просить помощи, а наоборот — оказывать ее и что пусть сеньор алькальд укажет им больных, оставшихся без присмотра, чтобы поскорее приняться за дело с тем тщанием и терпением, какие заповедал нам господь наш Иисус Христос.
— Первым делом,— сказал алькальд,— надо похоронить семерых человек, что за ночь умерли.
— Девятерых,— сказал, подходя к ним, священник,— тетушка Касиана скончалась, и младшая ее отходит. Я только перекушу и мигом вернусь.
Недолго пришлось упрашивать алькальда, чтобы он позволил Назарину и его спутницам удовлетворить их христианское рвение, и скоро все трое приступили к делу. Но ах! Обе женщины, едва столкнувшись с картинами смерти и разложения,— увы, более ужасными, чем представлялось им в их наивном воодушевлении,— пали духом, как новобранцы, вдруг очутившиеся в самой гуще кровопролитного сражения. Они не могли черпать силы в сострадании, чувстве для них пока мало привычном, и полагались вначале лишь на амбицию. Первые несколько часов в рядах Назаринова войска царили растерянность и смятение; женские нервы и желудки взбунтовались. Назарин увещевал их с гневным красноречием полководца, видящего, что сражение проиграно. И вот наконец, хвала господу, новобранцы все увереннее поднимались в атаку, и к вечеру это были уже другие люди: вера восторжествовала над отвращением и сострадание — над страхом.
II
Но если Назарин чувствовал себя так уверенно, словно всю жизнь провел в зловонном воздухе этих мрачных лачуг, среди чудовищно раздутых болезнью лиц, среди мерзкой нищеты, то Андара и Беатрис не могли, никак не могли, бедняжки, свыкнуться с занятием, которое в одночасье возносило их от прозы и пошлости бытия к вершинам героизма. В христианском идеале им виделось прежде одно лишь приятное для глаза; теперь же им открылась вся его скорбная правда. Беатрис, как всегда, выражала свои мысли по-простому: «Легко сказать — богу душу отдал, так ведь ее еще суметь отдать надо». Андара впала в какую-то отупелую суетливость. Она действовала, как автомат, и выполняла все самые ужасные поручения как бы бессознательно. Ее руки и ноги двигались словно сами собой. Если бы раньше ей предложили выбирать между смертью и подобной жизнью, она бы предпочла быть тысячу раз повешенной. Повинуясь внушениям Назарина, она действовала, как послушная кукла. Все ее чувства словно омертвели. О еде она не могла думать без отвращения.
Беатрис выполняла свои обязанности вполне осознанно, подавляя естественное отвращение постоянной работой мысли, на лету подхватывая и додумывая каждое слово учителя. По натуре более субтильная, чем ее подруга, С кожей более нежной, сложения более деликатного и со сравнительно развитым вкусом, она возмещала все эти природные слабости духовной энергией, помогавшей ей побороть себя и принудить к исполнению тяжелейшего долга. Призывая на помощь свою зарождающуюся веру, она разжигала ее в себе, как раздувают слабый, едва занявшийся огонек; углубляясь в свой внутренний мир (что было недоступно ее подруге), она черпала утешение и силы сознании, что поступает правильно, хорошо, оправдывая все приносимые жертвы, тогда как Андаре приходилось взывать лишь к самолюбию, отнюдь не возмещавшему ей всех лишений. И поэтому к вечеру та, что из Польворанки, удалилась на покой с затаенным недовольством, а та, что из Мостолеса,— с улыбкой раненого, но покрывшее славой солдата.
Ламанчский мавр и не собирался сдаваться. Поразительно неутомимый, он, весь день ходивший за больными, мывший их, подносивший им лекарства, принимавший последний вздох одних и выслушивавший горячечное бормотанье других, с наступлением темноты думал лишь о том, но нужно предать земле еще двенадцать тел, ждавших очереди. С этим он и обратился к алькальду, помощь двух или, на худой конец, одного человека — Второго могут заменить его спутницы. Алькальд, поражении и такой набожностью и рвением, тут же наделил его всеми полномочиями, предоставив кладбище в его полное спряжение с тем радушием, с каким хозяева приглашали гостей в биллиардную или в гостиную помузицировать.
< помощью молчаливого старика с тупоумным лицом, мне пилось позже — свинопаса, а также Беатрис, которая, обуянная жертвенным пылом, спешила пройти еще один урок этой страшной, но действенной школы, Назарин выносил трупы из домов и, за неимением носилок, на плечах относил их на кладбище, где складывал на землю друг подле друга. Паломница и старик рыли могилы, алькальд появлялся чуть не каждую минуту, помогал чем мог и просил только, чтобы уж все было честь по чести — рыть поглубже и присыпать получше, а не как на строительстве общественных сооружений. Андара, поспав три часа, сменила на такое же время свою подругу. Таково было распоряжение Назарина, боявшегося вконец измотать свою многострадальную гвардию.
Покончив с этим и запив водой кусок хлеба, выделенный алькальдом, героический клирик вернулся в зачумленные дома говорить слова утешения тем, кто еще мог их услышать, обмывать и подносить питье. Андара с полуночи сидела при трех девочках, мать которых уже унесла болезнь; дон Назарин ухаживал за тяжело бредившей старухой и за юношей, который, говорили, был настоящим красавцем, во что теперь невозможно было поверить — в такую страшную маску превратилось его лицо.
Печальный рассвет занимался над Вильямантильей, но женщины встретили новый день приободренные, уверенные в своих силах и почти что чувствуя себя хозяевами положения. Обеим казалось, что они уже очень давно приступили к своей похвальной миссии — ведь и действительно, дни кажутся нам тем длиннее, чем насыщеннее был прожитые кусок жизни, И уже не ужасали их страшные обличья болезни, уже но тан боялись они заразы, и нервы их и желудки не так остро отзывались на вид и запах гниющей плоти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63