— Там примкнули вы к армянской церкви и, выделяясь Ореди прочих глубокими познаниями и всяческими добро-Цвтелями, стали патриархом, после чего и решили взять на себя славную задачу — вернуть свою заблудшую церковь в великое лоно католицизма. Впрочем, не стану вас утомит», ваше преподобие. Теперь отдыхайте на этом ложе — 14 все же истязать себя и умерщвлять плоть. Право, стоит Время от времени приносить жертвы в виде маленьких послаблений, а кроме того, о мой высокий гость, вы в моем доме, и, исполняя священный долг гостеприимства, повелеваю вам ложиться спать.
И, не слушая никаких доводов, не дожидаясь ответа, он с громким смехом вышел из спальни, оставив доброго Назарина одного; голова у странника гудела, как после долгой канонады, и он не мог понять, во сне или наяву все происходит, сон или правда все, что он только что видел и слышал.
— Господи Иисусе! — восклицал блаженный клирик.— Что же это за человек? Подобного болтуна отродясь не видывал — мелет и мелет, словечка не вставишь... И чего только он не наговорил!.. Армянский патриарх Эздра!.. Господи Иисусе, пресвятая богородица, поскорее бы выбраться из этого дома; право, не голова у этого человека, а целый птичник: тут тебе и дрозды, и щеглы, и жаворонки, и попугаи — и все хором поют-разливаются... Ох, как бы и мне не запеть. Благословенна будь, милость господня!.. И все же щедра нива божия — какие только злаки и плоды на ней не произрастают! Кажется, чего только в жизни не перевидал — глянь, ждут тебя новые чудеса, новые диковины... Подумать только, чтобы я лег на такую кровать, на эти шелка, золотом шитые!.. Во имя отца и сына!.. А я-то думал иду на поругание, муку, быть может, приму смертную, и нате попадаю в объятия к сему лукавому Голиафу, и оказывают мне епископские почести, и отводят в палаты роскошные1!.. И все же — добра или зла душа сия?..
Казалось, конца не будет раздумьям нашего мавра-католика — таким каверзным и запутанным представлялся вопрос, в котором он во что бы то ни стало вознамерился разобраться. Но прежде чем он успел прояснить для себя, каково же моральное обличье дона Педро, тот, отдохнувший и бодрый, уже стоял в дверях. Едва завидев хозяина, Назарин скорым шагом подошел к нему и, взяв за отворот сюртука и не давая ему рта раскрыть, заговорил быстро и уверенно:
— Послушайте меня, сеньор; поскольку вы не дали мне прежде объясниться, хочу сказать вам, что я вовсе не араб, и не епископ, и не патриарх, что зовут меня не Эздра и родился я не в Месопотамии, а в Мигельтурре, а настоящее мое имя — Назарио Заарин. И все, что вы видите, никакой не спектакль, как вам угодно было выразиться, а исполнение обета бедности, который я дал, вовсе не отказываясь...
— Но монсеньор, монсеньор... я прекрасно понимаю, почему вы так упорно...
— ...вовсе не отказываясь ни от почестей, ни от богатств, которых никогда не имел и иметь не желаю, и...
— Вашу тайну я никому не выдам, не беспокойтесь! Мне нравится, что вы так уверенно держитесь своей роли и...
— И хватит, на этом. Ибо все, что вы обо мне говорили,— нелепость, выдумка, вздор. Я выбрал для себя жизнь паломника но горячему велению сердца еще с детства. Да, я священник, и хотя не испрашивал разрешения отречься от сана и отправиться просить подаяния, я все же считаю себя верным сыном ^церкви, повеления которой принимаю с почтительным благогодением. Если же я предпочел уединенное странствие монастырскому затворничеству, то лишь потому, что в жизни нищего паломника больше тягот и уни-жепий и явственней в ней отказ от благ земных. Я презираю мол ну, я бросаю ВЫЗОВ голоду и холоду, я жажду поношений и мук. Итак, прощайте, сеньор хозяин Ла-Корехи! Благодарю нас за доброту И милостивое обхождение, о которых не устану поминать в СВОИХ молитвах.
— Благодарить должен я, и не только за ту честь, которой меня удостоило ваше преподобие...
— Ну право же!..
— ...за высочайшую честь, которой вы меня удостоили, посетив, мой дом, но и за обещание молиться за мою душу и просить за меня перед всевышним, в чем, поверьте, я очень нуждаюсь.
— Верю... Только сделайте милость — не называйте меня «ваше преподобие».
— Хорошо, и отныне, уважая вашу скромность, я буду держаться с вами попросту,— ответил кабальеро, который скорее дал бы содрать с себя кожу, чем отказался от того, •ио с таким пылом защищал.— Вы совершенно правильно поступаете, сохраняя в тайне свое имя, дабы избежать Мб) местных...
Но сеньор!.. Позвольте асе мне наконец удалиться. Н буду просить господа смирить вашу строптивость, которая есть не что иное, как проявление гордыни, и так же как Горьким плодом последней является гнев, плод упрям-ложь и заблуждение. Вы же сами видите, сколько влечет за собой высокомерие. Последнее, о чем хочу Просить, покидая этот достойный дом: избавьтесь от греховных наклонностей и подумайте о бессмертии души вашей, ибо не стоит стучаться во врата вечности с душой обремененной и вожделеющей земных наслаждений. Жизнь, которую вы ведете, сеньор мой, может быть, и даст вам крепкое здоровье в старости, но не даст здравия вечного.
— Я знаю, знаю,— проговорил дон Педро с печальной улыбкой, провожая Назарина к воротам усадьбы.— Но что поделаешь, досточтимый сеньор? Мало кто из нас так же крепок духом, как вы... Эх! Когда поживешь с мое, поневоле закоснеешь, а тогда уж поздно себя ломать. Поверьте мне: когда бедной нашей плоти и без того считанные деньки остались, право, жестоко отказывать ей в маленьких радостях. Я слаб, я это сам знаю, и, бывает, думаю: возьму-ка я эту самую плоть в ежовые рукавицы. А потом, знаете, разжалобишься и так подумаешь: «Чего уж там, недолго ведь осталось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63