Потом медленно и без усилия сержант заставил Мариуса опустить руку. С другого бока подошел Лабель и тоже взял Мариуса за локоть, а сам распахнул дверь. Сержант и француз вытолкнули Мариуса наружу, и всех троих залил лунный свет.
Они стояли на открытом месте посреди кленовой рощи, и Мариус, закованный в наручники, зажатый с двух сторон, старался дышать ровно и бесшумно, хотя его грудь распирало от бешенства. Враги его двинулись вперед и так рванули Мариуса, что он споткнулся и чуть не упал.
— Идем, идем,— сказал Лабель.— Смотри не дури!
Мариус неуклюже поднялся, глаза его горели от злости. Через темную от теней рощу они прошли к спуску с холма и зашагали вниз по тропе, бегущей вдоль полей. На фоне просторного, залитого лунным светом склона три фигуры казались маленькими черными точками.
23
На следующее утро об аресте Мариуса знал весь приход. Икадам Друэн среди ночи проснулась, разбуженная шумом автомобиля перед лавкой, она встала и подошла к окну посмотреть, что происходит. В отъезжающем «форде» сидели сержант и Лабель, а между ними какой-то человек, в котором по надвинутой шляпе лавочница узнала Мариуса. Видел Мариуса и один из Бержеронов. Он допоздна играл у Друэна в шашки и ушел, когда лавку уже закрывали. До Сент-Жюстина его подбросил Франсуа-Ксавье Латюлип. В Сент-Жюстине Бержерон навестил знакомую девушку, работающую в привокзальной гостинице, и когда уходил через черный ход, увидел, что к гостинице подкатил «форд», а из него сержант и Лабель вытащили Мариуса. Мариус был в наручниках, и на ночь его заперли в одном из номеров.
Все утро в лавку Друэна спешили посетители с новыми вестями. Одна женщина будто бы слышала ночью выстрел и утверждала, что Мариус убит. Когда ей сказали, что он жив, она продолжала настаивать, что, значит, он ранен, так как на дороге возле своего дома она видела пятна крови. Друэн говорил, что он, конечно, ничего не знает, но думает, что без топографов тут не обошлось. Их прислало правительство, а если правительство за что берется, добра не жди. Потом пришел Френетт и сообщил, что разговаривал с отцом Бобьеном. Священник сказал ему, что знает, кто донес полиции, где прячется Мариус.
Когда почти в полдень в лавку зашел за почтой Атанас, все начали переглядываться, но заговорил с ним один Друэн. Атанас сразу догадался, что стряслось, и лицо его заострилось от гнева, он взял письма, повернулся и вышел. Сев в коляску, он стегнул лошадь и двинулся домой. Но тут заметил, что со своего крыльца спускается ему навстречу отец Бобьен.
Атанас придержал лошадь и оглянулся. Он увидел, что все высыпали из лавки и, стоя у бензоколонки, наблюдают за ним.
Лицо священника было сурово.
— Вам лучше пройти ко мне, господин Таллар. Атанас по-прежнему натягивал вожжи.
— Не вижу необходимости, отец.
Священник подошел к коляске и остановился, он держался очень прямо, одна рука касалась креста на груди, другая была опущена.
— Я думаю, вы знаете, что полиция арестовала Мариуса? Его схватили, как преступника, в вашей же роще,— в голосе отца Бобьена звучало сдержанное негодование.— Вот к чему привела ваша дружба с иностранцами, господин Таллар! Это миссис Метьюн сообщила полиции, где ваш сын.
Атанас вспыхнул от гнева. Не может быть! Но тут же вспомнил, что дети видели Мариуса в кленовой роще. Наверно, они заметили, что он вышел из сахароварни.
— Неужели вам нужны еще какие-то доказательства того, что я был прав? Вы разрешили Полю играть с английскими детьми. Вы сами водите дружбу с англичанами. Теперь вы довольны?
Атанас снова оглянулся. Перед лавкой, наблюдая за их разговором, собралось уже не меньше двадцати человек.
— Я намерен защищать мой приход, господин Таллар,— медленно произнес священник.— То, что случилось сегодня ночью, только начало событий, которые нас ждут, если дать вам волю. Так вот, слушайте. Я требую, чтобы вы отказались от своего плана строить здесь фабрику. Я требую, чтобы вы вернулись в лоно церкви и вели себя как подобает христианину.
От ярости у Атанаса перехватило дыхание.
— Я не желаю вас слушать! Да кто вы такой, чтобы мне приказывать?
Крупные костяшки пальцев священника побелели от напряжения, так он сжал край коляски.
— Хорошо, господин Таллар! Я сделал все, что мог!— не спуская глаз с лица Атанаса, он повел головой в сторону лавки.— Вон те люди — мои прихожане, они видят нас. Они не дураки. Они знают гораздо больше, чем вы думаете. Они ждут, чем все кончится.
Крепко стиснув губы, Атанас в упор смотрел в грозное лицо священника.
— В воскресенье,— ровным голосом продолжал отец Бобьен,— я, не называя имен, расскажу своей пастве всю правду о вас. Я скажу им, что больше вас нельзя считать добрым католиком. Скажу, что вы дурной человек и служите дурным примером. Я предостерегу их, чтобы они не имели с вами никаких дел.
Каждый избиратель в нашем избирательном округе будет знать, что вы отказываетесь от причастия в нашей церкви. Они узнают, что Бог не даст им благословения, если они изберут такого, как вы, представлять их интересы в парламенте. Думаю, вы не хуже меня понимаете, чем это вам грозит, господин Таллар?— он остановился.— Готовы ли вы сделать выбор?
Атанас почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, он судорожно сжал в руке хлыст.
— Я не позволю так разговаривать со мной!— закричал он.— Слышите? Не позволю!
Он взмахнул хлыстом, наблюдавшие за ними увидели, как дернулось плечо Атанаса, и замерли, ожидая, что вот сейчас он ударит священника. Отец Бобьен стоял неподвижно и смотрел Атанасу в лицо. Все еще держа хлыст над головой, Атанас процедил сквозь зубы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162