Он этого не думал, но знал, что потанцевать ей очень хотелось. В последнее время она часто говорит, что их судьба переменится, что-то обязательно случится, и счастье еще улыбнется, они снова будут жить в хорошем доме и всего у них будет вдоволь: и одежды, и других вещей. А когда Поль вырастет, у него появится свой автомобиль и он сможет делать что захочет. Но Поль был уже достаточно большим и понимал, что не в счастье дело, не потому они остались одни в трех комнатах на окраинной улочке Монреаля.
Когда-то это была красивая улица. Очертания серых, покрытых штукатуркой домов были благородны, но прежние владельцы давным-давно продали их содержателям меблированных комнат. На обочине из проделанных в асфальте отверстий росли красивые старые деревья, и в их тени прятались серые фасады домов. В сумерках улица напоминала аристократа в изгнании, который тщится прикрыть поношенную одежду и убожество изысканными манерами, въевшимися в плоть и кровь. А днем по улице беспрестанно с грохотом проносились грузовики, и на асфальте, увертываясь от машин, гоняли мяч мальчишки. По вечерам на улице царила тишина. Только три женщины, всегда одни и те же, зимой в ботиках, отороченных мехом, летом в туфлях на высоких каблуках, неизменно прохаживались по тротуару с восьми. Иногда проезжавший мимо них автомобиль с притушенными огнями останавливался. Тогда одна из женщин подходила к нему и что-то говорила сидевшему за рулем. Бывало, что тот выходил из автомобиля и вместе с женщиной скрывался в доме, а иногда она сама садилась в машину и уезжала, в тишине раздавался короткий рев мотора, пронзительно визжали тормоза, владелец машины стремился поскорее убраться из этого района. Большинство клиентов приезжало к женщинам на машинах. Но иногда на улицу забредал и кто-нибудь из постояльцев соседних гостиниц. Прошлой ночью, уже засыпая, Поль слышал, как одна из женщин договаривалась с кем-то под самым окном.
Полю не сиделось на месте. Он поставил книгу на полку и решил пойти погулять. Была суббота, а субботу полагается как-то отметить. Он вышел из квартиры в общий холл, аккуратно закрыл за собой дверь и проверил, хорошо ли она заперта. Потом пощупал, в кармане ли ключ, и вышел на улицу.
Идти ему было некуда, так как он никого здесь не знал. В школе, где он теперь учился, спортивные игры не предусматривались. Пять дней в неделю мальчики сидели в классах — по пятьдесят учеников в каждом, с утра в классах пахло дезинфекцией, а уже через час — казармой. Их учила мрачная старая дева с длинными передними зубами, знавшая, что стоит ей хотя бы на минуту изменить выражение лица, и класс выйдет из повиновения. В пятницу школа закрывалась в половине четвертого. В ней учили по расписанию, а большего не хотели и не могли взять на себя.
Засунув руки в карманы, Поль брел вверх по склону, направляясь к вершине горы. Поднявшись не верхние улицы, он почувствовал, что надсадная тоска понемногу отпускает его. Здесь было тихо, как в церкви, улицы нежились в тени вековых деревьев — кленов, лип и вязов, на них только что распустилась молодая листва, каштаны были усыпаны свечками цветов. От вскопанных клумб пахло землей, перед домами красовались ухоженные зеленые лужайки, их подстригали садовники, и в теплом воздухе разносилось стрекотанье косилок. Здесь жили некоторые мальчики из тех, с кем Поль учился во Фробишере, немногие, ведь домов на улице было совсем мало. Высокие, сложенные из кирпича или камня, эти дома с горгулиями по углам крыш, с просторными оранжереями по бокам, напоминали замки, но знакомых мальчиков в такое утро здесь, конечно, быть не могло. Сейчас они, наверно, играют в крокет на площадке под вязами перед школой или, вырвавшись на волю, переправились через реку и ловят рыбу в пруду у заброшенной мельницы, недалеко от дороги. Поль вспомнил, что там, за стропилами, так и осталась его маленькая удочка. И тут же подумал о другой удочке, которую забыл когда-то в кладовке старого дома в Сен-Марке.
Одиночество с новой силой придавило его. Он поднялся по деревянным ступеням, ведущим на первый гребень горы, пересек Пайн-авеню и по грязной извилистой дороге зашагал к вершине. Здесь все было почти как в деревне, город остался далеко внизу. А в настоящей деревне, в Сен-Марке, сейчас уже зеленеют клены и на вспаханных полях проклюнулись первые ростки. Прошло почти три года, как он оттуда уехал. В старой своей школе он почти не вспоминал про Сен-Марк, ведь Фробишер был за городом, но после смерти отца воспоминания о прежней жизни преследовали его, и временами чудилось, будто он оставил Сен-Марк только вчера.
С мыслями о Сен-Марке Поль свернул с дороги и сквозь сухие заросли папоротников пробрался к большой скале. Темно-серая, словно их теперешний дом, она была, как пылью, покрыта лишайником. Поль присел за скалой и, достав из кармана скаутский нож, принялся обстругивать подобранную тут же палку.
Мариус говорит, что, когда он закончит юридический курс, если только ему хватит денег на это, он подаст на кого-то в суд и вернет их поместье в Сен-Марке и состояние, потерянное отцом. Поль понимал, что это одни разговоры, просто Мариус напускал на себя важность. А на самом деле все очень просто: залезаешь в долги, выплачиваешь их и становишься бедным. Полю хотелось, чтобы Мариус приходил к ним пореже, потому что всякий раз он ссорился с Кэтлин. Бывает, Мариус сидит и долго-долго смотрит на нее, а если она обернется, отводит глаза, И тут же, без всякой причины, затевает ссору всегда из-за него, из-за
1 Горгулия — в готической архитектуре — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162