Слишком она естественна и непринужденна, чтобы с&рдк^е^л чувствовать то, что
11* говорит. К тому же она богата, у нее знатное происхождение, откуда ей знать?
Ярдли прикрыл зевок ладонью, и Хетер снова встала.
— Я слишком засиделась, дед. Прости, пожалуйста. Ярдли помотал головой, в глазах его блеснул смешок, но, посмотрев на внучку, он сказал серьезно:
— Приходи почаще, Хетер. И пораньше. Я так привык вставать с петухами, что десять вечера для меня все равно что глубокая ночь.
— Я бы рада приходить почаще, дед. Честное слово. Мы с Дафной на прошлой неделе дважды к тебе заезжали, но не застали. Но раз уж ты наотрез отказываешься от телефона...
Ярдли и Поль, стоя, слушали ее, потом Поль ушел в спальню и вернулся с пальто и шарфом.
— Смешно,— сказал Ярдли,— а ведь когда-то в Кейп-Бретоне мне, похоже, довелось говорить по первому на свете телефону. Из дома самого Белла '. Сто лет назад. Мы с ним любили посидеть на пристани и потолковать о том о сем. Удивительный был человек. Но все равно, не лежит у меня душа к этим телефонам. Уши мои, что ли, для них великоваты? А до чего они доводят дельцов! Особенно если в конторе их много понаставлено.
Поль завязал шарф и ждал, когда Хетер двинется к дверям.
— А почему ты к нам не заходишь?— спросила она деда.— Я ведь могу заехать за тобой в любой день, только скажи.
— Да, знаешь, я подумываю, не отчалить ли мне отсюда вообще на будущий год? Не пора ли восвояси?
Поль подошел к двери и взялся за ручку.
— Я думала, ты продал ферму,— удивилась Хетер.
— Я про Новую Шотландию говорю,— объяснил Ярдли.— Бьюсь об заклад, ты и думать забыла, что сама на добрую четверть оттуда. Если там родился, так уж твой дом там, неважно, где ты потом живешь.
— Но ведь у тебя, наверно, там никого не осталось. Ярдли задумчиво улыбнулся.
— У меня теперь, пожалуй, нигде никого не осталось. Даже в Сен-Марке. С тех пор как приятель твоей
1 Белл Алекс Грейам (1847—1922) — канадский ученый, один из изобретателей телефона.
матери Макквин построил там фабрику, Сен-Марк совсем не тот. Он теперь настоящий город, и безработных там полно, и другого всякого, без чего уважающий себя город не обходится. Перед тем как ты пришла, я как раз рассказывал Полю, что неделю назад умер Поликарп Друэн. Помнишь его? Он еще лавку держал.
Хетер покачала головой.
— Так что видишь, теперь все равно, где мне жить, и, пожалуй, лучше вернуться домой. Поль тоже снимается с якоря,— и, взглянув на ее озабоченное лицо, добавил:—Не считай только, что я жалуюсь. Надо быть набитым дураком, чтоб, прожив такую долгую жизнь, не ценить своего счастья.
Хетер вспомнила, каким чужим чувствовал себя дед в доме* Метьюнов, как редко она заходила к нему, даже когда было время, и на глазах у нее навернулись слезы.
— И скоро ты собираешься?— спросила она.
— Ну, не сейчас. Но думаю, довольно скоро.
— А где ты будешь жить? В Галифаксе? — Ей пришла в голову горькая мысль, что дед больше не нуждается в ней, и виновата в этом она сама. А ведь никто в мире не понимал ее так, как он.
— Не решил пока,— ответил он.— Там побережье тянется на пять тысяч миль, если считать все заливы и бухты. Есть из чего выбирать.
— Здесь тебе всегда не слишком нравилось? Правда, дед?
— Если даже и не нравилось, тебе-то нечего забивать этим голову. Вся беда в том, что я никогда всерьез не принимал таких, как Макквин, а если хочешь жить в этом городе, надо ко всему подходить серьезно,— он усмехнулся.— Только я и пробовать не хочу.
Хетер потянулась и поцеловала деда в щеку.
— Скоро увидимся,— сказала она.
Поль открыл дверь, пропустил Хетер вперед, договорился с Ярдли, что греческий они перенесут на следующий вечер, и вышел за ней.
Ярдли постоял посреди комнаты, слушая, как за молодыми людьми захлопывается одна дверь за другой. Потом перенес лампу за спинку кресла, в котором до этого сидела Хетер, подошел к полке, надел очки и снял книгу. Это был €<Анабасис» Ксенофонта * в переводе Лёба. Поль взял его в университетской библиотеке. Минут тридцать Ярдли пытался разобраться в греческом тексте, заглядывал в английский перевод, напечатанный справа, потом отложил книгу. Он подумал, что слишком стар, и новый язык ему не выучить, да и вообще, стоит ли браться за греческий, раз ему все равно его не осилить — в этом есть что-то даже показное. Ведь и начал-то он, пожалуй, скорее шутки ради.
Ярдли потушил свет и пошел в спальню. Думая о Хетер и Поле, он удивленно и даже с некоторым раздражением приходил к выводу, что каждый из них — жертва того разделения на два овеянных легендами национальных уклада, которое существует в стране. Организованное таким образом общество словно давит на них с двух сторон и не дает стать самими собой. Оба они не слишком высокого мнения о старших, но предпочитают не показывать этого. Хитрят по-своему. Капитан старался представить себе, какой была бы Хетер, родись она в безденежной семье. Или если бы мать не вмешивалась в ее жизнь. С обеих сторон — и с английской, и с французской — старшее поколение всячески старается заморозить страну, сохранить ее такой, как есть. Наверно, старики стремятся к этому везде, но в Канаде, пожалуй, особенно. И все же перемены происходят. Вопреки всему стороны сближаются, правда, медленно; постепенно, каждый в одиночку, французы и англичане начинают лучше понимать друг друга, несмотря на традиционную вражду. А эти молодые люди — Хетер и Поль — не производят впечатления наивных, иногда Ярдли даже кажется, что Поль старше, чем он сам. Поль никогда не будет таким простодушным, как его отец. Он позаботится, чтобы никто не вторгался в его борьбу за самоутверждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162