— При определенных обстоятельствах,— несмотря на гнев, Атанас улыбнулся,— вполне хороши,— улыбка его угасла.— Послушайте, отец, вы не можете диктовать, в какой школе учиться моему сыну. Это не в вашей власти. Даже при вашем понимании ее.
Рука отца Бобьена скользнула под сутану, он вынул платок и вытер капли пота, выступившие на лбу и на щеках. В тишине было слышно ровное тиканье дедовских часов в холле. Спрятав платок, священник поднялся.
— Сен-Марк — хороший приход,— проговорил он тихо,— Бог даровал ему все, о чем только могут мечтать фермеры-христиане. А вокруг нас повсюду плетет свои сети дьявол. Вдумайтесь в это, господин Таллар, и не дайте гордыне и упрямству застить вам глаза. Посмотрите, что сделала война с человеческими душами!
Посмотрите, какой пустой, суетной жизнью живут теперь в Штатах, и всему виной их материализм. Разве может невежественный, неученый фермер сохранить веру в Бога, если он видит, что зло процветает? Земледельцы устремляются в город, а там их ждет безбожие. С каждым годом сети дьявола крепчают!— голос отца Бобьена набрал силу, он звучал с убежденной проникновенностью.— По мне, канадец, мирящийся со всем этим злом, сам — носитель зла.
Иронические складки пролегли на лице Атанаса, брови его приподнялись, рот покривился:
— Вы очень упрощенно смотрите на мир, отец Бобьен. Я уважаю эту простоту. Полагаю, что, несмотря на наши противоречия, вы и в дальнейшем будете принимать от меня взносы в пользу прихода, как приняли ту весьма внушительную сумму, которую я недавно пожертвовал на церковь.
Священник отвернулся, печаль омрачила его лицо. Между этими двумя людьми, словно живое существо, стоял антагонизм — антагонизм между естеством и интеллектом. Он усугублялся еще и тем, что каждый из собеседников прекрасно представлял себе сущность другого, ведь у обоих в жилах текла упрямая, своенравная нормандская кровь. И все же оба они предпочли бы быть друзьями, а не врагами, ведь пусть против воли, но каждый испытывал к другому уважение, в основе которого лежала обоюдная гордость за свою нацию.
— Предупреждаю вас, господин Таллар,— официальным тоном заявил священник,— я буду охранять свой приход. Над Богом насмехаться нельзя.
Атанас прошел вперед и открыл священнику дверь. Оба противника поглядели друг другу в глаза, потом отец Бобьен прошел через холл к входной двери, открыл ее и, шурша сутаной, зашагал к дороге. Атанас проводил гостя до галереи и оттуда смотрел ему вслед. Жаль, он не напомнил отцу Бобьену, что церковь много больше и значительней, чем какой-то один приход и его духовный пастырь. Надо было сказать, вернее, сказать более определенно, что сам Атанас питает глубочайшее уважение ко многим лицам духовного сана. А главное, хорошо было бы раз и навсегда заставить отца Бобьена понять, что если бы он будил мысль Атанаса, как это умел старый епископ, Атанас был бы рад беседовать с ним часами. И все же...
Он вернулся в библиотеку. Хоть он и считал всегда, что только блестящий ум и железная логика могут внушать ему уважение, но в отце Бобьене он чувствовал какую-то необъяснимую силу. Вопреки собственной воле, он не мог презирать священника. Атанас опустился в кресло и решительно надел на нос очки. И вдруг понял, что устал. Кровь стучала в висках. Лобные кости ломило, рубашка взмокла от пота, начиналась головная боль.
15
В один из первых июльских дней Дженит Метьюн стояла посреди лавки Поликарпа Друэна, зажав в руке письмо, помеченное печатью Его Величества Короля и присланное через канадское министерство обороны. Дженит дочитала письмо до конца, подняла голову и невидящим взглядом оглядела лавку. Она сделала несколько шагов вперед и налетела на першерона. Руки Дженит безвольно опустились, в одной она сжимала письмо, в другой -— конверт.
Друэн вышел из-за прилавка. Его глаза участливо смотрели с морщинистого лица, голос был добрый и ласковый.
— Вам нехорошо, мадам?
Дженит напряженно повернула голову и обнаружила, что похожий на кран нос Друэна и морщинки вокруг его глаз вдруг поплыяи куда-то, потом снова вернулись на место. Она заметила, что он смотрит на письмо в ее руке, и сразу вздернула подбородок. Дженит была бледна, как неотбеленная марля.
— Может быть, выпьете воды?— спросил Друэн.
Дженит услышала свой собственный голос, звучавший словно неисправный фонограф в соседней комнате:
— Благодарю вас, не надо, со мной все в порядке,— но продолжала стоять, не двигаясь.
Друэн прошел в кухню, расположенную в заднем помещении, и вернулся со стаканом воды, которую в спешке расплескал. Когда он протянул стакан Дженит, она улыбнулась застывшей улыбкой.
— Благодарю вас, со мной все в порядке,— повторила она без всякого выражения.
В мозгу ее крутились одни и те же слова из рассказа, прочитанного несколько месяцев назад в каком-то журнале: «Я не должна подавать виду... Я не должна подавать виду... Я не должна...» Эта фраза повторялась и повторялась в голове, так твердит свои речи слабоумный.
Друэн искоса взглянул на единственного покупателя, фермера, зашедшего за толем. Глаза их встретились, и они кивнули друг другу. Фермер тоже заметил длинный конверт со штампом Его Величества в углу.
— Неси-ка стул, Жак,— сказал Друэн по-французски.— Леди надо присесть.
Но не успел фермер выполнить просьбу, как Дже-нит двинулась к дверям и вышла на улицу. Молчание, наступившее после ее ухода, нарушил только стук поставленного на пол стула. Друэн покачал головой и вернулся за прилавок.
— Страшное дело,— сказал он.
— Наверно, муж.
— Да, старый капитан говорил, что у нее муж за морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162