Отбежав на некоторое расстояние, хитрая тварь снова останавливалась, и игра начиналась сначала. На шее Мандата болтался обрывок веревки, его обтрепавшийся конец раскачивался промеж колен
Каким образом сапог Максима оказался на бычьем роге, оставалось для нас вначале загадкой, очевидным казалось лишь то, что Мандат свою добычу так просто не отдаст. Передвигаясь вдоль забора, бык достиг открытых ворот, увидел сидевших на траве людей и уставился на них своими любопытствующими выпученными глазами.
Брат Виллу первым догадался, что надо делать. Быка нужно было чем-то угостить, на обмен Мандат всегда согласен. Идти в дом за хлебом? За это время он, убегая от Максима, окажется уже на противоположном краю деревни. Виллу сунул руку в карман и вынул оттуда кисет с табаком. Он предпочитал фабричным папиросам самокрутку, с той лишь разницей, что для этого он использовал самый лучший, тонко резанный трубочный табак. Не отводя взгляда от Мандата, он натрусил в ладонь аппетитную горку золотисто-коричневой пахучей травки и протянул руку навстречу быку.
Быче-быче, ну иди, не бойся, дурачок!
Мандат склонил голову, сплющенный в гармошку сапог, торчавший на его роге, повис, будто кисточки на колпаке у шута. На мгновение недоверчивое животное замешкалось, однако затем природа попрошайки взяла верх. Вытянув шею и раздувая ноздри, Мандат стал постепенно приближаться. Когда Мандат оказался уже совсем близко, в носу у него защекотало от незнакомого сладкого и пряного запаха. Что-то зашевелилось в буйной головушке Мандата, медвяный дух явно притягивал его, хотя он и не узнавал, что это за лакомство такое. Для вящей предосторожности бык остановился на почтительном отдалении от Виллу и еще больше вытянул шею, пока не смог слизнуть с ладони табак.
В тот же миг Виллу стрельнул глазами в сторону Мишки Голдина, который находился ближе всех к быку. Мишка все понял и разом сорвал сапог с рога не готового к бегству животного. Мандат вздрогнул, глянул в сторону, но, увидев, что ему никто не угрожает, принялся жевать свою добычу.
Вкус совершенно не соответствовал запаху, челюсти быка двигались все медленнее, губы оттопырились, и с них потекла коричневая слюна. Мандат как-то тупо и словно бы с укором уставился на Виллу. Наконец он снова вытянул шею и жалобно, громко замычал.
Мне стало жаль обманутое животное.
В это самое время к воротам подоспел Максим. Увидев свой сапог в руках у Мишки, он почувствовал облегчение, но все же со всей злостью двинул быка кулаком по лопатке. Мандат вздрогнул, отпрянул в сторону и, не оглядываясь, затрусил со двора. За оградой еще некоторое время слышалось удаляющееся обиженное мычание.
А с сапогом дело было так: Максим еще днем, переходя канаву, промочил ноги и надел обувку сушиться на заборные колья, Мандат же, играясь, оттуда сапог подцепил. Максим божился, что тварь негодная сделала это нарочно.
Ребята от души смеялись.
Теперь перестанет попрошайничать. Дурная животина, разве нельзя было выплюнуть табак? Сам ты дурной, быки не умеют плеваться. И не говори, как пристрастится табак жевать, так уже не отвяжешься от него, станет без конца наведываться, свою понюшку выклянчивать.
Порассуждав немного, ребята вновь один за другим обратили свое внимание на Луппо.
А как с оружием? Его вы тоже находили? У контры ведь завсегда есть оружие, которое они исподтишка в ход пускают.
Да у князя этого — шиш с маслом. Штук семь-восемь охотничьих ружей да парочка дамских пистолетов, ну сущие игрушки, на рукоятке больше перламутра, чем в магазине умещается патронов. И пули у них малюсенькие, такие небось и шинели не пробьют. Одно слово: композитор. А композитору стрелять и нельзя, слух себе испортит. Вот Юсупов — это змея, не ровня князю, у того гада во дворце на чердаке на самом деле нашли два «максима» в заводской смазке и ящики с патронами, но сам он улетучился, сбежал, дрянь такая.
Как же вы его проморгали?
На самую малость упредил, дёру дал, видать, кто-то загодя шепнул, что придут брать. У них ведь где только своих людей нет. Каждый второй дворник был у них на содержании, частью и сейчас еще состоят. Ничего не удается сохранить в тайне, хоть плачь. Кто-нибудь обязательно донесет. Ну и зло берет — прямо хоть зубами грызи подоконник, с которого их чертово благородие только что сигануло во двор, вроде бы еще занавеси колышутся. И вообще скажу я вам, ребята, адски идиотское это чувство, от которого никак не отделаться. Когда ты своими солдатскими сапожищами эдак — бац-бац — громыхаешь по навощенному, набранному розочками паркету, того и гляди, растянешься во весь рост на скользком полу, в особенности же когда начинаешь штыком расковыривать ихние шкафы и комоды из красного дерева, потому как все они, до последней прислуги, со страху напрочь забывают, куда подевали ключи,— находит на тебя, братцы, какое-то чертовски муторное ощущение. С одной стороны, вроде кровопийцам так и надо, что ты, как хозяин, вламываешься к ним и на все, что они нахапали, накладываешь во имя революции лапу, теперь все принадлежит народу, но, с другой стороны, скребет чуточку на душе и воротит от всего этого. Меня никто не учил взламывать чужие запоры и руки к чужому добру прикладывать. Но мы, что ли, это дело заварили? Они сами первыми начали из-за угла стрелять, так пусть теперь и почувствуют твердую руку.
Значит, ты к нам на передовую вроде как на побывку, а потом назад в Питер трясти великих князей?
Лучше бы не надо. Пусть чекисты сами ходят, они к этой работе приставлены Я бы с удовольствием остался у вас в отряде, мне тут нравится, но нет на то разрешения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102