Когда глаза уже достаточно свыкались с темнотой, можно было различить, как возле противоположных концов моста вздымались тяжелой массой густой темени громады крепостей, где уже не просвечивало ни единого огонька. Если там и бродили неприкаянные духи, то они в темноте видели, должно быть, так же хорошо, как при дневном свете, и им не требовалось даже зыбкого светлячка, чтобы освещать себе дорогу. Небо в проеме речной долины между двумя крепостями хоть и неярко, но все же озарялось отсветом тысяч электрических лампочек бессонного Кренгольма
Наша река имела много своеобразных, известных на весь город особенностей. Одной из них был специфический звук, которым она в начале зимы извещала о скором ледоставе. Поначалу ледок образовывался где-то в верховьях, видимо у Васькнарвы. Холод обычно шел с Чудского озера. Перед окончательным замерзанием, на всю долгую зиму, только что родившийся ледяной покров отпускал от себя целые ледяные поля и отправлял их предвестниками грядущих морозов вниз по течению. Пороги разбивали эти молодые льды на куски, а водопад окончательно перемалывал в ледовое крошево. Вода в реке бывала по той поре уже слишком холодной, чтобы растопить лед. На своем пути к морю шуга эта, пройдя через извивы Липовой ямки, подкатывала к каменным быкам Деревянного моста и, пробиваясь в быстрине между ними, создавала при трении льдинок о гладкотесаные камни необычный звук, что-то среднее между тихим хрустом и громким шелестом. Этот характерный звук осенней реки был с малых лег знаков любому нарвитянину. Помню необычное чувство нетерпеливого возбуждения, когда отец, вернувшись в последнее ноябрьское воскресенье с поминального праздника на Сиверском кладбище, как правило, объявлял- ну, ребята, готовьте коньки, шорох идет под мостом.
Это было не просто предвкушение радостей на катке, пробужденное шорохом льда у мостовых опор. В этом уже виднелась нарядившаяся в молодой предрождественский ельник Петровская площадь с запряженными в широкие дровни ласковыми крестьянскими лошадьми, которых хотелось без конца кормить с руки хлебом, чудился тысячекратно повторяющийся и густеющий по всему городу запах рождественских пряников и предвкушение несравненного удовольствия от редкого в году лакомства — царе-градских рожков, называвшихся у нас немецким словом «йоханнисброт». Впереди был самый большой и умиротворяющий праздник в году, он подступал уже совсем близко, еще чуточку терпения Поэтому нас так завораживал этот ледяной шорох.
У нашей реки были свои особые голоса, свои миноги, свои люди Потешные бородатые рыбаки с верховья, которые прииаливали на Кулге на смоленых ветхозаветных лодках и продавали рыбу, перемежая русские слова с эстонскими. Весной приплывали с чудской ряпушкой, позднее шли лещи и судаки. Плотвой не торговали, плотву мог наловить себе любой, была бы охота. Когда я потом служил действительную в Забайкалье, там V нас тоже была таежная река. Совершенно чужая и-полная неведомых опасностей, с ледяной даже в разгар лета водой и внезапными паводками, которые по весне сносили все временные мосты, вынуждая мужиков снова и снова браться за топоры. Бешеная и непредсказуемая река диких и нелюдимых краев, куда и ступить-то боялись — собьет с ног и унесет с собой. Зато река Нарва, или по-нашенски Нарова, была похожа на домочадца, спокойная и благонадежная. Я не помню, чтобы кто-то когда-нибудь в ней, кроме разве чужих, тех, что вообще реки не знали, да нескольких самоубийц, пожелавших красиво и геройски умереть и бросившихся с моста вниз головой. Мы жили с рекой бок о бок, считаясь друг с другом и друг друга оберегая. Река была душой города, всегда чистая и полная сипы, нестареющая Она текла и по городскому гербу, лучше которого нельзя было и придумать На синем щите друг против друга два вида оружия — двуручный западный меч и кривая восточная сабля. Между ними рыбы. Две крепости на противоположных берегах Наша река ни в коем случае не была просто обильной проточной водой. Она оставалась словно бы живым существом со своей душой и собственной волей, которыми воздействовала и на судьбы живших по ее берегам людей.
Должен ли я был делиться всем этим с Авлоем, человеком, здесь совершенно чужим? Может, ему это показалось бы даже странным. В его глазах я был просто случайным командиром отряда, лицом, тем самым, официальным, не более того. Какое ему дело, что у меня и раньше была да и сейчас продолжается какая-то своя жизнь. Ему не с руки задерживаться на каких-то настроениях. С виду он был одним из тех железных людей, которые при исполнении служебных обязанностей не поднимают глаз и не оглядываются по сторонам Нашли гоже время и место изливать душу, товарищ командир!
То, что при первой встрече с ним у меня вообще могли возникнуть подобные мысли, вероятно, должно было бы все же насторожить меня Я угадывал это чутьем, но подавил их в себе Помимо бога, попов и загробной жизни, мы решительно отбросили и вымели из сознания и менее действенные усыпляющие классовое сознание наркотики, как, например, предчувствия. Либо явление зримо существует, либо его нет в природе. Мы материалисты до конца. Предчувствия пусть останутся уделом дворянских барышень В общем-то, так оно и есть.
Авлой внимательно огляделся, понаблюдал немного из-за кустов за противоположным берегом и не обнаружил там никакого движения.
Немцев словно бы и в помине не было, этот забытый всеми уголок не представлял для них никакого интереса, Удовлетворенный увиденным, Авлой ткнул пальцем в направлении маленькой Пийманинаской заводи на обращенной к городу стороне мыса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102