Получалось так, что он поставил себя вне семьи. Старик совсем замкнулся. Говорит лишь о самом необходимом.
Однажды Джованни проснулся от рыданий Лауры. Но он не посмел ее ни о чем спросить. Спросить — значит, сказать правду: а так весь ужас их положения ей еще неизвестен. Догадываться — еще не значит знать. В ту ночь он совершенно отчетливо понял: надежда только на Агостино. А если тот вообще не вернется в Геную? Тогда остается одно: открыть ночью газовый кран... Сщ мому уйти из жизни — значит, предать Лауру, разве-они в чужом городе выживут без родных, знакомых, друзей?
Тогда он отогнал от себя эту страшную мысль. Но она все чаще и чаще приходила на ум. Иного выхода не было.
Теперь день начинался со звонка в гостиницу. Хоть бы Агостино наконец приехал!
Джованни вышел на улицу. Подмораживало, и он сразу же вернулся надеть теплый шарф.
Очевидно, Лаура и синьор Антонио не слышали, как он возвратился, потому что продолжали на кухне разговор. Произнесенные стариком слова пригвоздили Джованни к месту:
— В твоем положении, девочка, это вполне естественно... Первое время у всех будущих мам...
Дальше Джованни не слушал. Обиженный, возмущенный — ему первому должна была она сказать! Но даже такую его и ее радость Лаура прежде всего разделила со своим дедом. А он, отец ребенка, ничего не знал!.. Мучается, скрывается — только бы не причинить ей огорчения, отдалить страшную минуту. И вот она, благодарность...
Он шел, не разбирая дороги, весь во власти своих горестных дуй. Впереди тупик!.. Хорошо же, он найдет способ избавить их от себя. Уйдет из этой проклятой жизни. Все было бы проще, если б он догадался застраховать свою жизнь. Пусть бы им заплатили за его смерть. Лауре это было бы вечным укором. Ей? Но ведь она уже не одна. Скоро у них появится сын. Джованни был уверен: именно сын, а не дочь.
Сын, которого он не увидит. И этот мальчик будет расти в нищете, голодный, заброшенный оборвыш. Они снуют на базарах, прислуживают в лавочке или же самое страшное — оказываются возле таких, как Марко. Нет, нет! Как же он, отец, не подумал о своем ребенке?! Не привык еще к этой мысли. Но если не подумал он, так кто же позаботится о сыне? Синьор Антонио стар, а Лаура... сама беспомощная, незащищенная.
Он увидел ее перед собой — ласковую, покорную, и неожиданно сердце наполнилось глубокой жалостью и нежностью. Он, мужчина, впавший в отчаяние, готов оставить им жалкую, полную унижений, жизнь... бросить на произвол судьбы.
Джованни остановился. Перед ним был отель, в котором останавливался Агостино. Позвонить было не на что, и он решительно толкнул дверь, вошел в вестибюль.
Навстречу, мягко ступая по ковру золотистыми туфельками, шла белокурая молодая женщина в бледно-сиреневом вечернем платье. Джованни отступил в сторону,
уступая ей дорогу. Странная особа — прямо с утра собралась в театр или ресторан, С неба сыплет и сыплет мелкий холодный дождь, а она в такую погоду выходит на улицу, набросив на плечи только шелковый, в блестках шарф. Хоть бы зонтик взяла.
Женщина подошла ближе и окинула Джованни безразличным взглядом. А он пристально смотрел на нее. Знакомое, очень знакомое лицо и глаза... светло-серые, холодные, будто льдинки. Где-то он уже видел эти глаза. Она вышла из отеля и грациозным движением руки подозвала такси.
Да это же «маркиза». «Маркиза», которую они видели на пляже, когда шли в хижину Агостино. Точно таким же движением женщина приветствовала тогда подходившую к причалу яхту. Для этой женщины Агостино устроил целое представление. Вынырнул из воды в новеньком водолазном костюме, с аквалангом за спиной и большущей перламутровой раковиной, будто бы только что добытой со дна моря.
Однако красавица в голубом купальнике юному Давиду — ведь Агостино будто ожившее микелеанджеловское творение — предпочла подагрического старца.
Такого конфуза с Агостино, вероятно, никогда не случалось. Страх как неловко он себя чувствовал, изо всех сил старался показать и ему, Джованни, и Лауре, что не придает этому инциденту никакого значения.
Вероятно, «маркиза» живет в этом отеле с синьором Родольфо, но почему она вышла на прогулку в столь неподходящем туалете?..
Впрочем, какое Джованни до всего этого дело?! И вообще — довольно оттягивать визит к Агостино. Вполне вероятно, что он еще не вернулся из Милана. И Джованни решительно направился к конторке портье.
Портье оглянулся на доску с ключами. Двести тридцать пятого не было.
— Минутку, сейчас...— он поднял телефонную трубку.— Синьор еще не выходил из своего номера! — И, позвонив, изобразил на своем лице вежливо-деловую улыбку: — Пожалуйста!
Не дожидаясь лифта, Джованни взбежал по укрытой ковром лестнице и постучал в номер. Он еще не знал, что скажет своему другу, но это была единственная ниточка, за которую можно ухватиться. — Войдите! — послышался знакомый голос.
С сильно бьющимся сердцем Джованни переступил порог. Агостино был в купальном халате и полотенцем вытирал мокрые волосы.
— Ты молодец, Джованни! Честное слово, молодец! — воскликнул он и, отшвырнув полотенце, протянул ему обе руки.— А я ждал твоего звонка!.. Правда, в Милане пришлось немного задержаться.
— У меня для автомата мелочи не было,— Джованни решил говорить прямо и открыто о своих делах.
— Разменял бы крупные,— пошутил Агостино, но, заметив, как его друг помрачнел, уже серьезно добавил:
— Главное, что ты пришел.
— Хотел с тобой поговорить.
— Вот только закажу нам завтрак.
Пока Агостино звонил, Джованни старался привести свои мысли в порядок. Снова просить денег — невозможно. И прежний-то долг не отдашь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58