повесть
ГЛАВА 1
Синьор Антонио за обедом говорил мало, украдкой наблюдая за внучкой, а Лаура смотрела и смотрела на Джованни, ловила каждое его слово, улыбалась, когда улыбался он, становилась серьезной, когда хмурился, рассказывая, как непросто ему было освободиться от дел и буквально вырваться из Милана сюда, в родной Рим.
Он так изменился, ее дорогой Джованни, за эти три года, словно не виделись они целое десятилетие. Широченные плечи, крепкая шея, руки, и только глаза его черные — не видно даже зрачков — были горячими и нежными, как прежде.
Нет, нет, она всегда знала, что Джованни вернется, а теперь в их любовь не может не поверить и Тони. Ведь Джованни привез подарки и ему — значит, помнил, думал о нем.
Они уже покончили с обедом, который Лаура наскоро приготовила, взяв в долг у тетушки Лолы, торговавшей
рыбой, полкило сардин, и теперь наслаждались крепким кофе. Настоящим черным кофе, который тоже привез с собой Джованни.
— Что ты все молчишь, не узнаю свою Лауру,— сме-ясь, сказал Джованни и накрыл своей широкой ладонью ее тонкие длинные пальцы.
— Не могу поверить, что ты сидишь здесь, в нашей комнате,— ответила девушка тихо, словно боясь спугнуть свое счастье. К тому же она не могла непринужденно, как прежде, шутить с этим самоуверенным, чуть насмешливым и потому не совсем ей знакомым Джованни и как будто даже чуточку робела перед ним.
— Ведь я обещал, что обязательно вернусь,— уже серьезно произнес Джованни, пригладив густые выощиеся волосы.
Теплый ветерок, напоенный ароматом цветущей в углу двора азалии, стекал сюда, в открытое окно подвала.
За несколько теплых дней этот ласковый ветерок вы-теснил устойчивый запах сырости и подсушил влажные стены в крохотной столовой.
— Уметь держать свое слово — это, пожалуй, могут не многие,— изрек Антонио. Он подумал о Филиппо. Сын тоже обещал вернуться из Штатов. Но от него нет даже писем. Где он, бедняга?! Старик неторопливо поднялся, взял чашечку и пересел в свое кресло к окну. Много бы он дал, чтобы соседи видели, как его внучка с женихом пьют послеобеденный кофе. Но окно было ниже уровня земли, и, чтобы заглянуть внутрь, соседям пришлось бы спуститься вниз по крутым, истертым ступеням.
— Отсюда не мешало бы сразу же переехать,— сказал Джованни. Ему хотелось, чтобы синьор Антонио не сомневался; у Лауры будет хороший, заботливый муж. Перехватив растерянный взгляд девушки, добавил, что в ближайшие же дни займется этим.
В доме напротив, очевидно, открыли окно, и отблеск солнца, качнувшись золотым диском, застыл на стене.
Лаура радостно улыбнулась этим отраженным солнечным лучам, словно доброе предзнаменование, прорвавшимся,в их убогов жилище.
Старик тоже посмотрел на яркое солнечное пятно и сдержанно произнес:
— Здесь летом не так уж плохо, не стоит, пожалуй, пока спешить...
— Как так? — испуганно воскликнула Лаура.
- Что значит: не спешить? — настороженно спросил
Джованни. Оба имели в.виду свадьбу, с которой не хотели тянуть.
— Успокойтесь! Я не... об этом,— чуть улыбнулся Антонио и пояснил: вовсе не свадьбу имел он в виду. Могут пожениться хоть в первое же воскресенье.
Джованни обнял за плечи Лауру и, прижавшись к ее головке, шепнул:
— Так и будет!
— Я имел в виду... другое, безработицу,— досказал Антонио.
— А когда ее не было? — беспечно вставил Джованни.
— Но сейчас особенно. Четыре месяца назад нашего соседа...
— Элио,— подсказала Лаура.
— ...тоже уволили с завода. Но Элио... прекрасный литейщик! У моего друга все три сына каменщики и уже пять лот безработные.
— Это не про нас,— жестко произнес Джованни.— Мои шефы — люди надежные.
Антонио хотелось бы порасспросить об этих «надежных людях», но внучка с такой мольбой посмотрела на него, что старик поднялся и медленно направился к-двери.'
— Я ненадолго,— сказал он, взяв свою видавшую виды шляпу. Пусть дети посидят, поворкуют. Лаура так и сияет от счастья. Еще бы! Уже три месяца, как ей отказали от места — хозяйке стало накладно держать горничную — попробуй теперь где-нибудь устроиться. Не те сейчас времена! Девочка согласна на любую работу. Только и ее не найдешь.
За эти-то месяцы они и задолжали хозяину. Синьор Альварес человек добросердечный, вот и сидят в своем углу, другой давно выбросил бы их на улицу. Однако всему приходит конец. Половина жильцов задолжала хозяину. А синьор Поджио, художник, почти год ничего
не платит. О мадонна! Самую большую, увитую серебряной лентой свечу он, Антонио, зажжет перед ее святым ликом в день свадьбы маленькой Лауры.
Бедная Аделаида не сможет уже вместе с ним порадоваться счастью их дорогой внучки. Но если б она дожила до сегодняшнего дня, то даже сейчас ее мучили бы сомнения и страхи. Ничему хорошему не верила, ничего хорошего от жизни'не ждала.
Самым печальным было то, что, так или иначе, страхи ее обычно сбывались, это еще больше угнетало женщину. Даже когда их крепкие, здоровые мальчики шалили в своей комнате, она с улыбкой поглядывала на дверь, а глаза оставались серьезными: «Ах, Антонио, кто знает, что ждет сыновей, когда они вырастут!..»
Как чувствовала!.. Будто наперед все знала. Даже в тот солнечный яркий день... Звенела медь оркестров, море цветов, веселье. Он, Антонио, тогда еще крепкий, широкоплечий, хоть и был в мэрии всего лишь клерком, казался себе там, на причале, необычайно важным и значительным. Ведь его сын, его Винченцо, вместе с другими такими же белозубыми крепышами в отлично сидевшей на них форме отправлялся в Абиссинию «ради процветания прекрасной Италии». Для них победно гремела музыка, их осеняли знамена, и с многочисленных портретов им улыбался дуче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58