Убедившись, что старик один, она негромко, стараясь скрыть волнение, заговорила:
— Вы, синьор. Антонио, человек умный, образованный... Хотела вас спросить... Моя Корина... Словом, бывают такие... душевные болезни...— Она окончательно сбилась, не находя нужных слов.
Старик поднялся, включил свет и с недоумением посмотрел на женщину. Она вытерла глаза смятым платочком.
— Какая-нибудь беда с Кориной?
- Да... Наверное, да!.. Я никому не могу сказать.
Она, как для молитвы, сложила ладони и робко, снизу вверх взглянула на Антонио.— Вы же знаете: поделишься— и тебя сразу осудят... Только вы, вы — никогда.
— Что же случилось? — обеспокоенно спросил старик.
— Уже три дня, как она исчезла.— Тетушка Лола закрыла лицо фартуком и всхлипнула.— А ребенок всегда со мной. На одной руке держишь девочку, в другой — корзина с рыбой. Что делать? Что делать? Не в полицию же заявлять на собственную дочь.
— От полиции, конечно, лучше держаться подальше,— согласился Антонио, понимая, что у Лолы свои счеты с представителями порядка.— Но, может, встретила отца своей малышки...—Ему хотелось думать, что и у этой девушки жизнь наладилась.
— Э-э, нет! Корина сказала: теперь его и с собакой не найдешь,— не очень уверенно возразила женщина. Ей тоже хотелось бы поверить в предположение, высказанное стариком.
— Подождите еще гденек, вдруг оба явятся. Тетушка Лола помолчала, потом, будто потускнев,
негромко проговорила:
— Тут, видимо, другое... Девочка больна. Что-то с головой. Вдруг на нее накатывает — сидит угрюмая, злая... Это моя-то Корина!.. Потом ни с того ни с сего меняется— болтает без умолку, бросается мне помогать. А к вечеру у нее снова все из рук валится... Конечно, больна! Но вы скажите, может это пройти так — само по себе?
— Скажу честно — я в этих делах ничего не смыслю,—огорченно произнес старик.— Тут нужен врач.
— А деньги? Где их взять?! С докторами свяжись... Не для нас такая роскошь. Да и не пойдет она никуда, только раскричится. Может, вы с чем-то таким сталкивались? — Тетушка Лола снова с надеждой взглянула на Антонио.
Тот пытался выудить из своей памяти какие-то случаи, похожие на этот, и подумал: «Пожалуй, тут пахнет наркотиками». Но не скажешь такое матери. Получилось бы грубо, жестоко. И он дипломатично ответил, что постарается встретиться с одним своим знакомым, который долгое время был санитаром в больнице. Может, тот что-либо посоветует.
Даже такой ответ все же немного успокоил тетушку Лолу.
- Давайте я вам помогу заправить соусом спагетти,— проговорила она, решительно направляясь к плите и засучивая рукава чуть ли не добела выгоревшей на плечах когда-то сиреневой блузки.
— Спасибо, спасибо, я и сам справлюсь, привык.
— А теперь могли бы и отвыкнуть, Лаура выходит замуж, присмотрите себе приятную хозяюшку!.. Вы еще очень, очень интересный мужчина! И зубы все свои — молодой позавидует!..
Антонио искренне расхохотался.
— Нечего смеяться,— с напускной обидой проговорила женщина.— Нашлась бы и не одна из тех, которым одиночество тоже невмоготу. У молодых своя жизнь, у стариков своя...
— Насмешили вы меня, Лола, честное слово...
Со двора, наклонившись к открытому окну, Стелла крикнула:
— Тетушка Лола! Идите же, там ваша внучка раскричалась!
Женщина кинулась к дверям.
Она при мне сладко, крепко уснула... Так я надеюсь, синьор Антонио! — И тетушка Лола выбежала во двор.
— Да, да,— пробормотал старик с легкой досадой. Знакомого санитара он уже целую вечность не видел. Живет ли тот еще в Риме? К тому же он вряд ли чем-либо поможет — работал-то в клинике ветеринарной, словом, там, где лечат собак состоятельных людей. Но нельзя же было отказать Лоле, хоть какая-то надежда для нее, хоть что-то делает для своей беспутной дочери. Материнское сердце... Оно всегда находит своим детям оправдания, даже самые фантастические. Какая там душевная болезнь?! Пьет ее Корина или марихуану покуривает... А мать не замечает, не хочет замечать. Антонио глубоко вздохнул. Живешь и не думаешь, какое счастье иметь послушную, тихую и заботливую внучку. .
Ну вот, все готово, осталось только накрыть стол и дожидаться детей.
Раздался робкий стук в дверь и не менее робкое:
— Можно к вам, синьор Антонио?
На пороге стоял художник Поджио, худой старик с орлиным носом и высоким лбом.
— Хотел вас. поздравить. Я залюбовался этой прекрасной царой. Нежная, одухотворенная девушка —- подлинная Психея — и этот курчавый крепыш, как юный бог,— сама жизнь, сама радость.
Антонио от души поблагодарил соседа за лестные отзывы о «детях», которые продолжал расточать художник. Однако его немного удивило, что этот замкнутый человек вдруг запросто зашел и даже сел у окна в предложенное кресло.
— Я бы с удовольствием написал портрет... Лауры и ее жениха.— Эту фразу Поджио произнес, чуть запнувшись. Но, видимо, из-за нее он и пришел.
— Я скажу Лауре,— неуверенно пробормотал Антонио. Ведь портрет будет стоить денег, а заставлять Джованни снова тратиться — неприлично... нечестно...
— Фотография — одно, а портрет — совсем другое,— видимо, разгадав его колебания, продолжал художник.— Портрет этот... ну, как вам сказать... нечто живое в доме... В данном случае навеки схваченный кусочек счастья, который и впредь будет освещать жизнь человека..,
Именно слова «кусочек счастья» запали в душу Антонио. И вдруг совершенно отчетливо представилась вилла Боргезе. Он полулежит на траве возле юной Аделаиды. Ее волосы, белое платье, стройные ноги с маленькими ступнями укрыты зелено-солнечной, узорчатой тенью шатра раскинувшихся над ними платанов. Любящий взгляд, нежная улыбка на лице его молодой жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58