Вам следует разъяснить ему, что обладание огромным состоянием имеет и обратную сторону. Я могу предъявить ему иск на полмиллиона долларов в каждой из трех этих стран и вправе рассчитывать на то, что везде мой иск будет удовлетворен.
Однако мое отвращение к судебным процедурам, а также чувство лояльности перед кинокомпанией не позволяют мне унизиться до подобных мер. Но я оскорблен в лучших чувствах и испытываю глубочайшее омерзение.
Настоящее письмо прошу считать заявлением об увольнении.
Искренне Ваш.
Фредерик Р. Гринделл».
Он взял конверт и копию, разорвал в клочья и выбросил в корзину для бумаг. Потом чиркнул спичкой и поджег обрывки.
Впрочем, это нельзя было назвать по-настоящему прощальным жестом. Фредди уже давно выучил письмо наизусть. Но отправлять его все равно не стал бы. Он и сам это понимал. Если ждать до середины сентября, то отправлять его уже было бы просто верхом нелепости. А Фредди как раз и собирался ждать до середины сентября. И еще он собирался поехать на фестиваль в Венецию. Ему нельзя было не ехать. И не ради Мартина Голдена или «Селестиал Пикчерз», а ради себя самого. И еще ради Мерри Хаусман и Карлотты. Но главным образом – ради себя самого.
Раулю Каррере в Париже приглашение принять участие в фестивале показалось смехотворным. Да, конечно, приглашение – великая честь, о которой он мечтал. Но то, о чем мечтаешь, крайне редко совпадает с тем, что в итоге получаешь. Или, что еще хуже, случается так, что получаешь именно то, о чем мечтал, и вдруг осознаешь, что это совершенно не то.
– Что-то не видно, чтобы ты прыгал от радости, – заметил Арам Каяян, который финансировал фильмы Карреры и организовывал их прокат во Франции.
– Естественно. А чего ты ждал? Мы-то с тобой знаем, почему выбор пал на наш фильм. Ни одного шанса у него нет. Это подстроено только для того, чтобы досадить Фреснею.
Это была чистая правда. Сисмонди пригласил на конкурсный показ ленту Фреснея «Резиновые сапоги» – о французских десантниках в Индокитае. Однако французское правительство воспротивилось, и министр культуры рекомендовал для конкурсного показа фильм Карреры «Замок Арли».
Впрочем, Каррера не был бы так раздражен, если бы главную женскую роль в его фильме не играла Моник Фуришон, его бывшая жена, с которой он только что развелся. Чертовски неприятно будет общаться с ней в Венеции и появляться вместе на людях.
– Но ведь я не мог отказаться, – оправдывался Каяян. – Тут пахнет приличными деньгами. Для нас обоих.
– Я знаю, – упрямился Каррера. – Но мне наплевать на деньги.
– Наплевать на деньги? – Кустистые брови Каяяна изумленно взлетели вверх.
– Не все же в мире армяне, – пошутил Каррера. – Так что поищи себе другую жертву.
– Послушай, – не унимался Каяян. – Мало ли что может случиться. Что из того, что Сисмонди прислал приглашение Фреснею? Может, ему все-таки не хватит духу дать его ленте приз. Тогда и нашему «Замку» может что-нибудь перепасть.
– Да, и приз получит Моник.
– Это пойдет на пользу картине.
– Картина закончена, – отрезал Каррера. – Больше она меня не интересует.
– Но тебя наверняка интересует следующая картина. Как, кстати, и меня, благо, я вкладываю в нее деньги. Так что будь другом, сделай мне одолжение. Прошвырнись в Венецию. Полюбуйся на Тьеполо, на Дворец дожей. Поброди вдоль Большого канала. Поужинай в «Граспо де Уа». Искупайся в Адриатическом море. Неужели я многого прошу?
– Нет, конечно, не многого. Но это просто нелепо. И унизительно.
– Для тебя все унизительно. А вдруг тебе понравится? Представляешь, какая будет потеха, если тебе понравится! Добьешься успеха. Прославишься.
– Дерьмо собачье!
– Армяне говорят: «Без дерьма и трава бы не росла».
– В таком случае, – ухмыльнулся Каррера, – вокруг тебя трава достигла бы высоты секвойи. Ладно, твоя взяла. Поеду.
ГЛАВА 12
– Фредди, – лениво попросила Мерри, – помажьте мне еще спину, пожалуйста.
Фредди взял в руку тюбик «Бан-де-солей», выдавил ей на спину полуторадюймового оранжевого червячка и аккуратно растер по гладкой коже.
– Спасибо, – сказала Мерри. – Вы просто чудо. Фредди ласково шлепнул ее по заду и вытер остатки крема о свою ногу.
– Пить не хотите? – спросил он. – Как насчет лимонада?
– С удовольствием, – улыбнулась Мерри. Фредди помахал разносчику прохладительных напитков и купил лимонад.
Раскинувшись на белом лежаке, Мерри любовалась стальной гладью Адриатики. Купающихся почти не было.
– Здесь совсем никто не купается? – спросила она.
– Довольно редко, – ответил Фредди. – Разве что дети. Море здесь очень теплое. И крабики так и кишат. В Средиземном море плавать приятнее.
* * *
Фредди Гринделл встретил ее в аэропорту, провел через таможню, мимо гогочущих зевак, усадил в ожидающий катер, который пересек гавань, миновал Мурано и, обогнув мыс, доставил их в Лидо к отелю «Эксельсиор». А сама встреча прошла так. Увидев Мерри среди толпы прибывших, Фредди подскочил к ней, схватил за руки и, сияя, сказал:
– Здравствуйте, Мерри. Вы меня не помните, да? Я Фредди Гринделл. Мы когда-то играли вместе в крокет, в Монтрё. Сто лет назад. Вам тогда было одиннадцать или двенадцать.
Сначала она его не узнала. То есть поверила, что они и в самом деле играли вместе, но вспомнить никак не могла. Период жизни в Монтрё вообще стерся из ее памяти. Помнила лишь одно – как ее отослали. Но радость Фредди была столь искренней и заразительной, что Мерри сразу прониклась к нему расположением. С борта катера Фредди показывал ей достопримечательности, потом проводил Мерри в номер и познакомил ее со своей помощницей Айлин Китс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140