ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Причем это повторяется из года в год.
– Это, должно быть, так увлекательно, – вздохнула Нони.
– Послушай, если тебе непременно хочется совершить морской круиз, я арендую для нас отдельную яхту. Но общество Эйскью меня совершенно не привлекает.
А вот Нони думала совершенно иначе. Ее привлекали веселье, роскошь и шумная компания – то есть все то, от чего так старался отгородиться Мередит, от чего он бесконечно устал за прожитые годы и о чем теперь даже думать не мог. В итоге разговор, как того и следовало ожидать, перекинулся на их совместную жизнь. Нони считала, что со стороны Мередита было бы более чем уместно угодить ей, позволить хоть немного развлечься и заодно вкусить сладостей той жизни, которую, по ее мнению, долго вел сам Мередит и которой успел пресытиться.
В конце концов, между ними разгорелся жаркий спор, когда оба кипели от негодования, но предпочитали молчание перебранке и смиренно потупленный взор – гневным тирадам.
Телеграмму же Нони как будто сам Бог послал. От поездки в Венецию Мередиту никак не отвертеться, а в Венеции может быть даже веселее, чем на яхте Эйскью. Облачко, затмившее небосклон семейного благополучия четы Хаусман, развеял свежий ветер. По меньшей мере – на некоторое время.
Для Гарри Кляйнзингера известие о том, что «Продажная троица» будет представлять американский кинематограф на фестивале в Венеции, тоже стало облегчением, хотя и иного рода. Картина была отснята, смонтирована, озвучена и отредактирована. С ней было покончено. Кляйнзингер сидел в своем кабинете за прекрасным письменным столом «Ридженси», на котором громоздились книги, наброски, авторские и режиссерские киносценарии.
Кляйнзингер переживал тяжелый период; когда он заканчивал очередной фильм, для него всегда наступал тяжелый период. Напряжение вдруг резко спадало, и он начинал чувствовать себя брошенным и ненужным. Хуже того, он был уверен, что никогда больше ничего не создаст, что с ним покончено навсегда и на карьере можно ставить крест. Прямо перед ним на письменном столе, за огромным гроссбухом, обтянутым флорентийской кожей с тиснением, между изящными золотыми часами от Картье и ониксовой подставкой для ручек, красовалось изумительное objet d'art – птичье гнездышко, свитое из золоченой проволоки, в котором покоилось крохотное нефритовое яичко. Время от времени Кляйнзингер брал яичко в руку, катал его на ладони, потом клал на место и тянулся к какому-нибудь другому предмету. Бесцельно листал книги, ворошил сценарии и вновь брал яичко. Он как раз сжимал его пальцами, когда в кабинет вошел Джим Туан, слуга-китаец. Туан держал в руке поднос, та котором стоял телефонный аппарат.
– Вас спрашивают, мистер Кляйнзингер, – сказал он.
– Меня нет дома. Сам знаешь.
– Да, сэр. Но этот – важный звонок. Этот звонок вы ответите, я думаю, – сказал Джим. Потом улыбнулся и присовокупил: – Очень важный. Очень хорошие новости.
– Ладно, – кивнул Кляйнзингер. И жестом указал, что Джим может воткнуть вилку телефонного шнура в стенную розетку. Затем снял трубку и выслушал поздравления Марти Голдена по поводу того, что «Продажную троицу» решили выставить на Венецианском кинофестивале.
– Спасибо, Марти, – сказал Кляйнзингер. – Я очень польщен. Без дураков. Спасибо, что позвонил.
Он положил трубку. Слуга унес телефон. Дождавшись, пока дверь закроется, Кляйнзингер потянулся к яичку. Развинтил его на две половинки, убедился, что маленькая пилюлька цианистого калия никуда не пропала, аккуратно свинтил яичко и положил назад, в золотое гнездышко.
А вот Фредди Гринделл в Риме воспринял новость о «Продажной троице» как раз наоборот. Для него она означала продление мук. Он уже написал письмо, положил его в конверт и запечатал. Но отправлять не стал. И еще носил с собой написанную через копирку копию, которую едва ли не каждые десять минут выуживал из кармана, расправлял, читал, потом складывал и прятал обратно. И так продолжалось уже два дня.
Фредди и сейчас сидел за письменным столом, разглядывая копию письма, когда посыльный принес ему телеграмму. Фредди прочитал телеграмму и скатал ее в комочек. Потом уже хотел было бросить комочек в корзину для бумаг, но передумал, положил ее на стол и разгладил.
И снова уставился на копию письма:
«Селестиал Пикчерз»
Рим, Италия
14 июля 1959 г.
Мистеру Мартину Б. Голдену
Президенту
«Селестиал Пикчерз»
Голливуд, Калифорния, США
Уважаемый мистер Голден!
В течение семнадцати лет я верой и правдой работал на благо «Селестиал Пикчерз». Я понимаю, что выслуга лет не дает мне права на какие-то исключительные привилегии, но дает право высказаться начистоту в день моей отставки.
Когда недавно Ваш сын, Мартин Б. Голден-младший, приезжал в римскую студию компании «Селестиал Пикчерз», мне выпала честь сопровождать и развлекать его. Я был рад, что сумел справиться со своей задачей.
Скажу откровенно: мне показалось, что он не проявляет ни малейшего интереса ни к нашим операциям, ни к киноиндустрии вообще. А его деловые познания показались мне еще скромнее. Впрочем – какого черта! Как сын президента компании и владельца контрольного пакета акций, он имеет право на определенные слабости (не в обиду будет сказано).
Но он не имеет права требовать от меня, чтобы я поставлял ему девушек, играя роль сутенера, или чтобы я доставал ему марихуану. И не имеет права отчитывать меня за отказ подчиняться этим требованиям. И уж тем более он не смеет говорить обо мне в уничижительном тоне с моими коллегами в Риме, как, впрочем, и в Париже, и в Лондоне, обзывая меня надутым «гомиком» или «засранным мужеё…ом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Это, должно быть, так увлекательно, – вздохнула Нони.
– Послушай, если тебе непременно хочется совершить морской круиз, я арендую для нас отдельную яхту. Но общество Эйскью меня совершенно не привлекает.
А вот Нони думала совершенно иначе. Ее привлекали веселье, роскошь и шумная компания – то есть все то, от чего так старался отгородиться Мередит, от чего он бесконечно устал за прожитые годы и о чем теперь даже думать не мог. В итоге разговор, как того и следовало ожидать, перекинулся на их совместную жизнь. Нони считала, что со стороны Мередита было бы более чем уместно угодить ей, позволить хоть немного развлечься и заодно вкусить сладостей той жизни, которую, по ее мнению, долго вел сам Мередит и которой успел пресытиться.
В конце концов, между ними разгорелся жаркий спор, когда оба кипели от негодования, но предпочитали молчание перебранке и смиренно потупленный взор – гневным тирадам.
Телеграмму же Нони как будто сам Бог послал. От поездки в Венецию Мередиту никак не отвертеться, а в Венеции может быть даже веселее, чем на яхте Эйскью. Облачко, затмившее небосклон семейного благополучия четы Хаусман, развеял свежий ветер. По меньшей мере – на некоторое время.
Для Гарри Кляйнзингера известие о том, что «Продажная троица» будет представлять американский кинематограф на фестивале в Венеции, тоже стало облегчением, хотя и иного рода. Картина была отснята, смонтирована, озвучена и отредактирована. С ней было покончено. Кляйнзингер сидел в своем кабинете за прекрасным письменным столом «Ридженси», на котором громоздились книги, наброски, авторские и режиссерские киносценарии.
Кляйнзингер переживал тяжелый период; когда он заканчивал очередной фильм, для него всегда наступал тяжелый период. Напряжение вдруг резко спадало, и он начинал чувствовать себя брошенным и ненужным. Хуже того, он был уверен, что никогда больше ничего не создаст, что с ним покончено навсегда и на карьере можно ставить крест. Прямо перед ним на письменном столе, за огромным гроссбухом, обтянутым флорентийской кожей с тиснением, между изящными золотыми часами от Картье и ониксовой подставкой для ручек, красовалось изумительное objet d'art – птичье гнездышко, свитое из золоченой проволоки, в котором покоилось крохотное нефритовое яичко. Время от времени Кляйнзингер брал яичко в руку, катал его на ладони, потом клал на место и тянулся к какому-нибудь другому предмету. Бесцельно листал книги, ворошил сценарии и вновь брал яичко. Он как раз сжимал его пальцами, когда в кабинет вошел Джим Туан, слуга-китаец. Туан держал в руке поднос, та котором стоял телефонный аппарат.
– Вас спрашивают, мистер Кляйнзингер, – сказал он.
– Меня нет дома. Сам знаешь.
– Да, сэр. Но этот – важный звонок. Этот звонок вы ответите, я думаю, – сказал Джим. Потом улыбнулся и присовокупил: – Очень важный. Очень хорошие новости.
– Ладно, – кивнул Кляйнзингер. И жестом указал, что Джим может воткнуть вилку телефонного шнура в стенную розетку. Затем снял трубку и выслушал поздравления Марти Голдена по поводу того, что «Продажную троицу» решили выставить на Венецианском кинофестивале.
– Спасибо, Марти, – сказал Кляйнзингер. – Я очень польщен. Без дураков. Спасибо, что позвонил.
Он положил трубку. Слуга унес телефон. Дождавшись, пока дверь закроется, Кляйнзингер потянулся к яичку. Развинтил его на две половинки, убедился, что маленькая пилюлька цианистого калия никуда не пропала, аккуратно свинтил яичко и положил назад, в золотое гнездышко.
А вот Фредди Гринделл в Риме воспринял новость о «Продажной троице» как раз наоборот. Для него она означала продление мук. Он уже написал письмо, положил его в конверт и запечатал. Но отправлять не стал. И еще носил с собой написанную через копирку копию, которую едва ли не каждые десять минут выуживал из кармана, расправлял, читал, потом складывал и прятал обратно. И так продолжалось уже два дня.
Фредди и сейчас сидел за письменным столом, разглядывая копию письма, когда посыльный принес ему телеграмму. Фредди прочитал телеграмму и скатал ее в комочек. Потом уже хотел было бросить комочек в корзину для бумаг, но передумал, положил ее на стол и разгладил.
И снова уставился на копию письма:
«Селестиал Пикчерз»
Рим, Италия
14 июля 1959 г.
Мистеру Мартину Б. Голдену
Президенту
«Селестиал Пикчерз»
Голливуд, Калифорния, США
Уважаемый мистер Голден!
В течение семнадцати лет я верой и правдой работал на благо «Селестиал Пикчерз». Я понимаю, что выслуга лет не дает мне права на какие-то исключительные привилегии, но дает право высказаться начистоту в день моей отставки.
Когда недавно Ваш сын, Мартин Б. Голден-младший, приезжал в римскую студию компании «Селестиал Пикчерз», мне выпала честь сопровождать и развлекать его. Я был рад, что сумел справиться со своей задачей.
Скажу откровенно: мне показалось, что он не проявляет ни малейшего интереса ни к нашим операциям, ни к киноиндустрии вообще. А его деловые познания показались мне еще скромнее. Впрочем – какого черта! Как сын президента компании и владельца контрольного пакета акций, он имеет право на определенные слабости (не в обиду будет сказано).
Но он не имеет права требовать от меня, чтобы я поставлял ему девушек, играя роль сутенера, или чтобы я доставал ему марихуану. И не имеет права отчитывать меня за отказ подчиняться этим требованиям. И уж тем более он не смеет говорить обо мне в уничижительном тоне с моими коллегами в Риме, как, впрочем, и в Париже, и в Лондоне, обзывая меня надутым «гомиком» или «засранным мужеё…ом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140