Боже, какое это потрясающее ощущение! Карлотта наслаждалась каждым мигом этого сумасшедшего счастья, бессвязно лопоча, как ребенок:
– Милый мой, родной, еще… милый, еще, еще… Боже, какое счастье!
За несколько минут Карлотта совершенно преобразилась, превратившись из робкой неумехи девственницы в несдержанную одалиску, полностью отдающуюся самой прекрасной на свете страсти. Никогда в жизни Карлотта не испытывала ничего подобного.
– О Боже! Господи! – слетали с ее пересохших губ бессвязные восклицания. – О, да, да! Вот так! Еще! Милый мой, родной… Боже, какое счастье!
Тут ее потряс оглушительный, сумасшедший оргазм, но Мередит даже не остановился, продолжая так же восхитительно терзать ее тело в том же бешеном ритме, что сперва ее удивило, а потом повергло в трепетный ужас – ее тело снова стало отвечать на ласки, и она испытала еще один оргазм, а за ним и еще. И только тогда наконец Мередит резко дернулся, застонал, и в следующий миг Карлотта почувствовала, как внутри в нее выплеснулся поток обжигающей жидкости…
Потом они лежали в полном изнеможении. Карлотта свернулась калачиком, приникнув головой к плечу Мередита и чувствуя себя совершенно счастливой. И только тут она услышала странное пыхтение, которое доносилось с кухни.
– Господи, я забыла про кофе! – Карлотта всплеснула руками. – Кофейник, должно быть, совсем выкипел.
– Я схожу, – вызвался Мередит.
– Нет, лежи, я сама, – сказала Карлотта и, спустив непослушные ноги на пол, зашлепала босиком на кухню.
Это был изумительный, прекрасный вечер. Они сидели на кровати и пили кофе, потом предавались любви, потом ели сыр с крекерами и разговаривали, и опять любили друг друга. Потом они договорились, что уедут куда-нибудь на оставшиеся от отпуска Мередита дни. На следующее утро они отправились на вокзал Гранд-Сентрал и сели на поезд до Кейп-Кода. Они сняли уютный коттедж на самом берегу залива. В гостиной, как и в квартире Карлотты, был сделан огромный камин, а в полстены окно открывалось прямо на залив. Они бродили по дюнам и предавались любви, ели омаров и предавались любви, плавали в Атлантическом океане и предавались любви, пили коктейли и предавались любви, а вечерами сидели у камина и предавались любви. Перед камином был расстелен ковер и стояло кресло-качалка. Они предавались любви прямо на ковре или в кресле-качалке. Мередит сидел в кресле, а Карлотта садилась ему на колени. Потом они ласкали друг друга, и Карлотта постепенно придвигалась к Мередиту, пока его фаллос не входил в нее, после чего Мередит начинал раскачиваться… Это было безумно, и они безумствовали вовсю.
Но вот отпуск Мередита подошел к концу, и они возвратились в Нью-Йорк, откуда Мередиту предстояло лететь в Чикаго, в место расположения его части.
– Я позвоню тебе, когда вернусь, – пообещал Мередит.
– Хорошо, – улыбнулась Карлотта.
– Мне еще никогда в жизни не было так хорошо, – признался он.
– Мне тоже.
– И я… Я люблю тебя.
– Я тоже, – сказала она и поцеловала его. – Да, да, да.
Мередит высвободился из ее объятий, резко повернулся и ушел. И Карлотта поняла, что расставаться с ней ему столь же мучительно, как и ей – расставаться с ним. И еще она поняла, что он непременно вернется и женится на ней. И все будет замечательно.
Увы, пару недель спустя Карлотта обнаружила, что беременна. Пересохшая резина ее старой диафрагмы, годами валявшейся под бельем в углу ящика комода, предала ее. От столь длительного бездействия резина, должно быть, растрескалась и разрушила идиллическое совершенство сказочной недели, проведенной вместе с Мередитом. Вмиг рухнуло все – и радужные надежды Карлотты, и планы на совместную жизнь с Мередитом.
Но Карлотта не позволила этому случиться. Она не стала звонить Мередиту, не стала принуждать его к женитьбе. В любом случае она никогда не пошла бы на это, а тем более с Мередитом, знаменитой кинозвездой. Голливуд кишит шлюхами и авантюристками, которые спят и видят, как бы выскочить за звезду, и не гнушаются никакими средствами. Причем многие из них в итоге добиваются своего. Но Карлотта не могла допустить, чтобы он о ней хотя бы подумал такое. Какое-то время она еще сомневалась, не оставить ли ребенка, но потом поняла, что так будет еще хуже. Нужно было выбирать между ребенком и мужчиной. И Карлотта выбрала мужчину. Она отправилась в Вашингтон, где в то время практиковал врач, к которому съезжались делать аборты женщины со всего Восточного побережья, и там избавилась от ребенка. Операцию сделали быстро и аккуратно, под местной анестезией. Лежа на акушерском столе с задранными вверх ногами, закрепленными металлическими скобами, Карлотта слышала царапающие звуки кюретки, но ровным счетом ничего не чувствовала. Разве что редкие покалывания. И лишь однажды – острую боль. Казалось, все было в порядке. Однако несколько дней спустя начались неприятности. Судя по всему, в рану проникла инфекция и развилось воспаление. Карлотта поспешила к своему гинекологу, которому пришлось в срочном порядке удалить ей матку. В той самой больнице, где за день до знакомства Карлотты с Мередитом на свет появилась Мерри. Карлотте сказали, что больше диафрагма ей не понадобится. Никогда.
Вот так Карлотта обрекла себя на бесплодие. Она смирилась с ударом судьбы и старалась никогда об этом не задумываться. Она рассказала Мередиту про аборт и про гистерэктомию, но отказалась назвать имя виновника. Мередит тоже смирился с тем, что детей у них не будет. Но вот теперь эта маленькая девчушка, его дочь, свалилась с неба, точно снег на голову. Словно сам всевышний решил вознаградить Карлотту за ее утраты, за смерть Марка-младшего, за умерщвление еще не родившегося младенца, которому даже не успели дать имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140