Он водил Мерри по магазинам, на скачки, в оперу, на всевозможные приемы и вечеринки. Они посещали музеи и театры. И конечно, часто ходили в кино. Рауль предпочитал смотреть фильмы в кинотеатрах, поскольку в тех случаях, когда картина оказывалась скучной, мог хотя бы отвлечься.
– Очень занятно следить за зрителями во время сеанса, – пояснил он. – Я наблюдаю за их реакцией и мысленно переделываю ту или иную сцену.
Случалось ему и работать. Он встречался со сценаристами, с Каяяном, просматривал фильмы с участием актеров, которых собирался снимать сам, но все это – спокойно, в неторопливом ритме, который нельзя было сравнить с вечной суетой и гонкой, которые царили в Голливуде.
– Я не люблю связывать себя обязательствами, – говорил Каррера. – Я всегда оставляю лазейки для импровизаций. Если же все заранее расписано как по нотам, то места для импровизации уже не остается.
При малейшей возможности он брал Мерри на просмотры, возил ее с собой в лимузине, когда искал места для натурных съемок. Любил ли он бывать с ней вместе или не хотел, чтобы она скучала, – Мерри точно не знала, поскольку главный вопрос в их взаимоотношениях по-прежнему оставался для нее загадкой. Они жили вдвоем вот уже три недели, но так до сих пор ни разу и не переспали.
Мерри все чаще и чаще вспоминала слова Гринделла, пытаясь по малейшим намекам догадаться о природе заболевания Карреры. Сам же Рауль на эту тему не распространялся. Однажды Мерри даже собралась позвонить в Рим Гринделлу, но в последнюю минуту передумала. В конце концов, она уже сделала свой выбор, поставив на Карреру, так что звонить теперь Гринделлу было бы бестактно и нечестно. К тому же слова Фредди о том, что Каррера человек странный и нездоровый – пусть она и не знала, в чем дело, – в какой-то степени успокаивали Мерри. По крайней мере, она не может винить себя в том, что недостаточно привлекательна внешне и сексуально.
Мерри уже даже склонялась к мысли о том, не попытаться ли ей самой соблазнить Карреру – ведь если гора не хочет или не может прийти к Магомету, почему бы Магомету самому не прийти к горе? Ей даже начало казаться, что Каррера именно этого от нее и ждет. Как еще можно объяснить его странное поведение, его поразительную сдержанность по отношению к ней, а с другой стороны – столь же полную, до бесстыдства, распущенность. Все его фильмы были насыщены эротикой и откровенно сексуальными сценами. В его квартире было не счесть эротических книг, гравюр, рисунков и картин, которые Каррера даже не пытался прятать, а если бы и пытался, то не смог бы, настолько много их было. Причем он был не любителем, а серьезным и вдумчивым коллекционером порнографии и эротики. Буквально на каждом шагу Мерри натыкалась на какие-то сексуальные символы – предметы фаллического культа, гравюры Бердсли, рисунки, изображающие фрагменты знаменитых барельефов индийских храмов с самыми невероятными сексуальными позами…
Но сколько бы ни разглядывала Мерри экспонаты коллекции Карреры, ей так и не удавалась разгадать его тайну. Невероятное многообразие коллекции не позволяло вычленить какую-то определенную сторону его увлечения. Единственное, что объединяло все экспонаты – была их художественная ценность. Да, Каррера был настоящим знатоком и подлинным ценителем эротического искусства…
Мерри ломала над этим голову несколько дней. И ночей. Наконец, она приняла самое простое решение. Но всяком случае, ошибиться в ее намерениях было невозможно.
С самого начала они спали и до сих пор продолжали спать в разных комнатах. И вот как-то раз, когда они с Раулем вернулись домой с вечеринки, которую устраивал Каяян, Мерри, раздевшись, набросила на себя прозрачный пеньюар, который купила днем, надушилась, пошла в спальню Карреры и присела к нему на постель.
– Что-нибудь случилось, милая? – участливо спросил он.
– Нет, все в порядке.
– А, тебе хочется поговорить на сон грядущий? Я очень рад!
– Поговорить? Не совсем. Мне хочется побыть с тобой, – сказала Мерри. Рауль пытался возвести между ними стену, но Мерри его не винила. В чем же крылся его недуг? Мерри от всей души хотела помочь ему, сделать все, что было в ее силах.
– Что ж, побудь. Вот он я.
Может быть, он привык играть пассивную роль, подумала Мерри. Хочет, чтобы она взяла инициативу в свои руки? Если дело только в этом, то все ее страхи и ночные бдения не просто нелепы, но и вообще яйца выеденного не стоят. Чего тут страшного? Напротив, это вполне нормально!
– Можно, я залезу к тебе? – спросила она.
– Что? – произнес он. Но это был не вопрос. Но и не ответ. Мерри даже не поняла, приглашает ее Рауль или прогоняет.
– Значит… Значит, можно?
– Да, – сказал он. – Можно.
Но не кривил ли он душой? Или он согласился только из чувства такта, не желая ее обидеть? Сейчас она это выяснит…
Мерри проскользнула под одеяло и прижалась к Раулю.
– Ой, как хорошо, да? Я тебя так люблю, мне так хочется быть к тебе поближе, ощущать твое тепло. Тебе так нравится?
– Да, – сказал он. – Мне так нравится.
Он закурил, а Мерри стала раздумывать над этим его поступком, как ученый раздумывает над новым фактом. Пожалуй, подумала Мерри, это говорит в пользу ее гипотезы – Рауль хочет – или вынужден – играть пассивную роль. Но даже придя к такому выводу, Мерри не хотела слишком давить на него, не хотела торопить события. Она решила, что должна оставить лазейку, путь отступления и для себя и для них обоих. Она требовательно протянула руку, растопырив два пальца в виде черчиллевского знака «V». Рауль улыбнулся и протянул ей сигарету. Мерри затянулась и вернула сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140