Напрашивалось сравнение со степенной престарелой дамой, которая, перебрав на Рождество доброго портвейна, решила тряхнуть стариной и показать молодежи, как нужно танцевать танго. Вся выручка театра за прошедшие годы – деньги от продажи билетов, членские взносы, подарки и пожертвования – все было пущено на первостепенные нужды вроде реквизита, прожекторов, динамиков и тому подобного; в противном случае фронтон одряхлевшего сооружения выглядел бы еще менее респектабельно. Так что престарелая дама еще могла дать сто очков вперед многим девицам по части танго.
Мерри, впервые увидев здание театра, была несколько обескуражена, однако очень скоро поняла, что времени на любование архитектурой прошлого у нее не останется. Работы у нее было по горло, и Мерри получала от нее истинное удовольствие. За летний сезон театр давал четыре спектакля, каждый из которых шел две недели. В день премьеры первого спектакля труппа начала репетировать вторую пьесу, так что в течение шести из восьми недель театр жил и работал в две смены, а порой в три. По утрам приходили местные ребятишки, которые занимались в драмкружках, разучивали основы мимики и театральной дикции. Днем обычно с двух до пяти шли репетиции. Наконец, с семи вечера гримировались и одевались актеры, участвовавшие в спектаклях, которые начинались в восемь. Но даже по окончании спектаклей, в десять вечера, вновь проходили репетиции, поскольку не все актеры успевали репетировать днем – некоторые служили в городских конторах, другие подрабатывали в пиццериях, супермаркетах или подстригали газоны. Мерри нигде не работала, поскольку ей в этом не было необходимости, но это означало, что она могла посвящать больше времени театру, а уж в театре для нее всегда находилось какое-нибудь дело.
Мерри оживленно излагала все это своему отцу. Она пришла в восторг оттого, что он смог прилететь. И еще была польщена. Она знала, что из Испании он прилетел не для того, чтобы посмотреть, как она играет, а для участия в очередных нью-йоркских переговорах. Тем не менее из Нью-Йорка он все-таки прикатил уже только ради нее – а это немало. Почти все равно что из Испании.
Все ее сомнения вмиг улетучились, как ранний утренний туман над Кейп-Кодом, стоит взойти солнцу да повеять свежему бризу. Правда, в аэропорту Хаяннис, дожидаясь прилета самолета, Мерри пребывала в некотором смятении. Неожиданный звонок отца с новостями о его приезде застал ее врасплох, угрожая разрушить ее планы на лето и с таким трудом обретенное душевное равновесие. К тому же Мерри все это время пыталась возвести стену между собой и Мередитом Хаусманом в глазах окружающих, избегала всяких упоминаний о нем и вообще всячески старалась проявлять самостоятельность – если она преуспеет или, наоборот, потерпит неудачу, то – сама. Отгородиться таким барьером от окружающих было, конечно, трудно, но возможно. Другие актеры, а также режиссеры и преподаватели считали, что Мерри держится так из робости, что было не столь уж далеко от истины. Как бы то ни было, окружающие принимали ее стиль общения и старались лишний раз не упоминать имени ее знаменитого отца.
Теперь же он приехал сам и будет присутствовать на генеральной репетиции «Алисы в стране Чудес», где Мерри играла Белого Кролика. В этом событии не было бы ничего сверхпримечательного, если бы Мередит Хаусман имел какую-нибудь другую профессию. Врача, например, или бухгалтера. Ему же, кинозвезде, знаменитому актеру, блистательному голливудскому льву, просто суждено было оказаться в самом центре внимания. И Мерри, размышляя над этим, вдруг с удивлением осознала, что Отношение ее к отцу резко изменилось – от полного неприятия славы Мередита Хаусмана к осознанию его совершенной беспомощности и незащищенности. Приезд отца грозил порвать тонкую паутинку безопасности, которой окутала себя Мерри; кроме того, она неминуемо очутится в самом центре внимания, чего так тщательно пыталась избежать все это время.
Вот какие мысли блуждали в голове Мерри, пока она встречала отца в аэропорту. Наконец, Мередит Хаусман сошел с трапа самолета «ДС-3» и тут же очутился в толпе зевак. Он приветственно улыбнулся, помахал, быстро прошагал к Мерри и поцеловал ее в щеку. Мерри была рада его приезду и не стала скрывать своих чувств. И вдруг поняла, что волнуется вовсе не за отца, а за Кейп-Кодский театр. Ведь Мередит просто не мог не быть блистательным и ослепительным. И не его вина, если эти провинциалы будут ослеплены.
По пути из аэропорта Мерри рассказала отцу про свой театр, а Мередит рассказал дочери про Испанию и про съемки «Нерона». Конечно, в профессиональном смысле сравнивать отца с дочерью было трудно, почти невозможно, но Мередит беседовал с Мерри совершенно на равных.
Они заехали в ресторан и за обедом продолжали вести беседу, словно закадычные друзья, привыкшие к длительным разлукам и выкрутасам театральной жизни. Мерри искренне наслаждалась общением с отцом. И вдруг, перед тем как им подали кофе, Мередит словно невзначай обмолвился, что Мелисса в Париже родила мертвого ребенка и начала бракоразводный процесс.
– А как ты сам к этому относишься? – спросила Мерри.
– А как к этому можно относиться? С ней все покончено. И мне совершенно ни к чему слышать это из уст какого-то судьи. Как, впрочем, и ей самой.
Это прозвучало излишне резко и жестко, но было, по сути, совершенно справедливо. И отец при этом так сиял, что Мерри решила, что и ей не стоит убиваться по поводу услышанного.
– Так что теперь мы с тобой снова вдвоем, – заключил Мередит.
А Мерри про себя подумала точно так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140