последствия болезни, конечно, не спрятать, но тем заметнее будут улыбки и глаза. Наведя на резкость, Али пересчитала всех, потом пересчитала еще раз. Кого-то не хватало.
Первое время после приезда Али и не думала пересчитывать своих подопечных. Она была слишком занята – приучала их к гигиене, ухаживала за больными, распределяла пищу, добивалась, чтобы им пробурили колодец и покрыли жестью крыши. Однако через месяц-другой она начала замечать, что людей становится меньше. Стала расспрашивать, и ей равнодушно ответили – люди, мол, приходят и уходят.
Ужасная правда открылась только тогда, когда Али случайно увидела все своими глазами. Сперва ей показалось, что это гиены терзают мертвую газель. Наверное, ей следовало понять все гораздо раньше. А то можно было подумать, что ей рассказал кто-то из прокаженных.
Ни секунды не думая, Али оттащила двух мужчин – худых, как скелеты, – от пожилой женщины, которую те душили. Ударила одного палкой и прогнала обоих.
Она все неверно истолковала – и поступок мужчин, и слезы старушки. В колонии жили очень больные и очень несчастные существа, но, даже доведенные до отчаяния, они сохраняли милосердие. Оказалось, прокаженные прибегали к своеобразной форме эвтаназии.
Это была одна из самых трудных проблем, с которыми столкнулась Али. Обычай не имел отношения к справедливости, да тут и не могли позволить себе такую роскошь, как справедливость. Прокаженные – измученные и затравленные – доживали в пустыне свои дни. Всех ждала смерть, но у них оставалась возможность явить свою любовь. Али пришлось понять, что убийство и есть такая возможность.
Убивали только тех, кто уже умирал и сам просил о смерти. Совершали это – всегда вдали от поселения – по меньшей мере двое и как можно быстрее. Али вынуждена была пойти на некий компромисс. Она старалась не видеть измученных страдальцев, уходящих в буш, чтобы никогда не вернуться. Старалась не пересчитывать своих подопечных. Но чье-либо исчезновение не могло остаться незамеченным, даже если при жизни на несчастного почти не обращали внимания.
Али еще раз пробежала глазами по лицам. Не было старика Джимми Шако. Али и не думала, что он настолько болен – или великодушен, чтобы избавить общество от своего присутствия.
– Мистера Шако нет, – сказала Али как бы между прочим.
– Он уйти, – подтвердила Коки.
– Пусть покоится в мире, – произнесла Али, скорее для себя.
– Не думать так, матушка. Нет ему мира. Мы его выгонять.
– Вы… что сделали? – Это было что-то новенькое.
– То и сделать. Прогнать его совсем.
Вдруг Али поняла, что не хочет знать, о чем говорит Коки. Порою монахине казалось, будто Африка открыла ей свои тайны. А порою – вот как сейчас – она видела, что тайны эти бездонны. Она снова спросила:
– О чем ты, Коки?
– Прогнать его. Для тебя.
– Для меня? – Али почти не слышала своего голоса.
– Ага, матушка. Он нехороший. Он говорить – пойти к тебе и отдать тебя. А мы его самого отдавать. – Девочка протянула руку и погладила ладанку на шее Али. – Все быть хорошо. Мы делать тебе хорошо, матушка.
– Кому вы его отдали?
Вдалеке раздавался треск – колыхались на ветру стебли люпина. Шум казался оглушительным. Али сглотнула: у нее вдруг пересохло в горле.
Коки просто сказала:
– Ему.
– Ему?
Треск стеблей потонул в шуме двигателя. «Касспир» приближался; Али пора было идти.
– Старше-чем-старый, матушка. Ему отдать.
И Коки назвала какое-то имя, состоящее из нескольких щелчков и шепота, – с той самой, особенной интонацией.
Али пристально посмотрела на девочку. Коки только что произнесла фразу на протокойсанском языке. Али попыталась ее воспроизвести.
– Нет, не так, – возразила Коки и повторила щелкающие звуки.
Со второй попытки у Али получилось, и она постаралась удержать фразу в памяти.
– Что это означает? – спросила она.
– «Голодный бог».
Али считала, что знает этих людей, и вот опять они ее удивили. Они называли ее матушкой, и она обращалась с ними как с детьми. А ведь они не дети. Али попятилась от девочки.
Культ мертвых – превыше всего. Подобно древним римлянам или современным последователям синтоизма, хой-хой, или готтентоты, в духовных вопросах подчиняются своим мертвецам. Даже африканцы-христиане верят в призраки, предсказывают будущее по брошенным костям, приносят в жертву животных, пьют колдовские снадобья, носят амулеты и занимаются колдовством. Племя хоса ведет свое происхождение от мифического народа хоса – злого народа. Племя педи почитает Кдобу. В племени Лобеду чтут Муджаджи, королеву дождя. Зулусы считают, что мир висит на всемогущем существе, чье имя переводится как «Старше-чем-старый». А Коки только что говорила на протоязыке.
– Так Джимми умер или нет?
– Точно, матушка. Он хорошо, его взять жить внизу. Долго жить.
– Вы его убили? – спросила Али. – Из-за меня?
– Не били. Отрезать.
– Что вы делали?
– Мы не делали, – сказала Коки.
– Старше-чем-старый? – И Али воспроизвела имя, которое упоминала Коки.
– Ага. Отрезать ему. И отдать нам.
Али не стала переспрашивать. Она и так услышала слишком много. Коки вскинула голову, и на лице с навсегда застывшей улыбкой появилось выражение удовольствия. На секунду перед Али предстала неуклюжая девочка-подросток, которую так и подмывает поделиться какой-то тайной. И Коки поделилась.
– Матушка, – сказала Коки, – я смотреть. Видеть все.
Али хотелось убежать. Ребенок Коки или нет, но сейчас девочка казалась монахине настоящим демоном.
– Прощай, матушка.
«Заберите меня скорее», – думала Али. Слезы жгли ей лицо. Спокойно, как только могла, она повернулась, чтобы уйти, но ее окружила толпа рослых мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173