Пение стало более отчетливым. «Сперва внушила сердцу страх…» Откуда-то издалека наплывал звучный женский голос, который пел гимн «О, Благодать, спасен Тобой». Не торжественно, а скорее как псалом. С отчаянной мольбой.
Это был голос Коры. Айк никогда не слышал, чтобы она пела. Но он ее узнал. Наверное, поет, чтобы подбодрить остальных. Ее присутствие, пусть даже далекое, его успокоило.
– Кора! – позвал он.
Стоя на коленях и вглядываясь в слепую тьму, Айк взял себя в руки. Выключатель работает, лампа цела… Может быть, дело в проводе? Он проверил – провод в порядке. Айк открыл отсек питания. Вытер пальцы насухо и осторожно вынул одну батарейку за другой, шепотом считая: «Одна, две, три, четыре». Снова вытер пальцы о футболку, поскреб контакты в отсеке и вставил батарейки обратно. Плюс, минус, плюс, минус. Все по порядку. Айк держал себя в руках.
Закрыв отсек, он тихонько потянул за провод, пощупал лампу. И нажал на кнопку. Ничего.
Скребущий звук стал громче. Казалось, он уже совсем недалеко. Айку хотелось развернуться и бежать. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда и побыстрее. «Держись!» – приказал он себе вслух. Это слово было его собственной мантрой. Он произносил его, когда подъем был крутой, или опора ненадежная, или ветер пронизывающий. Держись. Как будто ты совершаешь восхождение и отступать некуда.
Айк сжал зубы. Замедлил дыхание. Снова вынул батарейки. Вставил старые, что носил в кармане. Нажал на кнопку. Свет! Желанный свет. Айк не мог ему нарадоваться. А вокруг творилось страшное. Убойный цех из белого камня. Айк увидел это лишь на мгновение, и тут его фонарь погас.
– Нет! – крикнул он во тьму и встряхнул фонарь.
Лампа загорелась, но совсем слабо. Оранжевый свет потускнел, потом вдруг стал немного ярче. Лампа горела в четверть накала. И на том спасибо. Айк отвел глаза от фонаря и заставил себя оглядеться.
В коридоре царил ужас.
Айк стоял в маленьком круге желтого света. Он не двигался. Кругом на стенах красовались красные полосы. Тела были аккуратно сложены в ряд.
Вообще-то каждый, кто прожил в Азии много лет, нагляделся мертвецов. Айку не раз доводилось бывать в Пашупатинатхе, главном храмовом комплексе, видеть погребальные костры и смотреть, как огонь пожирает мясо с костей.
Те, кто поднимается по южной седловине Эвереста, непременно видят труп неудавшегося южноафриканского восходителя, а на северном склоне у отметки двадцать восемь тысяч футов недвижно сидит некий француз. Однажды, когда королевская армия на улицах Катманду открыла огонь по социал-демократам, Айку пришлось зайти в больницу – опознать тело одного оператора Би-би-си. Он видел трупы, кое-как уложенные на кафельном полу. Сейчас он все это припомнил. И какая стояла мертвая тишина, и как, еще много дней спустя, хромали бродячие собаки – столько было на улицах битых оконных стекол. И то, как выглядит брошенный раздетый мертвец.
Его товарищи лежали перед ним. При жизни они были для Айка лишь недалекими занудами. Теперь же, мертвые, они вызывали не презрение, но трепет. Непреодолимый ужас. Жуткий запах распоротых кишок и сырого мяса – Айк едва снова не впал в панику.
Раны… Айк сначала их даже не увидел, так поразила его нагота. Ему было неловко перед несчастными. Было стыдно глядеть на груду плоти – черные треугольники в паху, развалившиеся ноги, груди, не поддерживаемые бюстгальтерами, животы, не обтянутые трусиками. Айк, потрясенный, стоял над ними, невольно замечая подробности – вытатуированная роза, шрам от кесарева, белые полоски от бикини, нажитые где-нибудь на пляжах Мексиканского залива. Что-то из этого при жизни тщательно скрывалось, что-то предназначалось для взоров возлюбленных, но никоим образом не для такого вот обозрения.
Айк с трудом заставил себя поверить в происходящее. Пять человек: четыре женщины, один мужчина, Бернард. Айк попытался определить, кто именно тут из женщин, но от потрясения все имена вылетели из головы. Вспомнилось только одно, но ее здесь не было.
Из глубоких – словно от лезвий газонокосилки – разрезов торчали белые обломки костей. Зияли страшные раны. Переломанные пальцы, пальцы, вырванные с корнем. Откушенные? У одной из женщин голова была раздавлена всмятку. Даже по волосам ее не узнать – их покрывала запекшаяся кровь; на лобке волосы светлые. Эта несчастная, слава богу, была не Кора.
Айк ощутил странную связь с жертвами. Он прижал руку к больной голове и снова вздрогнул. Фонарь стал гаснуть. Тому, что случилось, не было никакого объяснения. А то, что случилось с другими, может случиться и с Айком.
– Держись, Крокетт, – скомандовал он.
Все по порядку. Он стал загибать пальцы: здесь шестеро, Клео в коридоре, Кора где-то еще. Остается Оуэн.
Айк шагнул к телам в надежде найти разгадку. С такими серьезными травмами ему не приходилось иметь дело, но кое-что он понял.
Судя по кровавым следам, на группу напали неожиданно. Огнестрельных ран не было. Обычные ножи тоже отпадали. Раны были слишком глубокие и необычно расположены. Где на верхней части тела, где на задней поверхности ног. Как будто тут орудовала толпа разбойников, вооруженных мачете. Но еще больше это походило на нападение диких зверей, особенно разорванное до кости бедро.
Только какое животное может жить здесь, в глубине горы? Какое животное складывает свои жертвы ровными рядами? Какое животное может отличаться столь дикой жестокостью и в то же время аккуратностью? Сначала дикая ярость, потом – методичная уборка? Какие-то патологические крайности. Слишком уж человечно.
Мог ли сделать это кто-нибудь, кроме Оуэна? Но он ниже ростом, чем его спутницы, и слабее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173