.— Обещай мне! — настаивала, теребила его Анна. — Обещай, что ты бросишь все и мы уедем из этой чужой, страшной страны!Чужой?..Да ведь ровно о том же, при последней их встрече, толковал ему батюшка ее Осип Карлович, что предрекал России скорую и верную гибель, призывая бежать вместе с ним за пределы свихнувшегося с ума Отечества.— Уедем, Мишель, уедем навсегда, покуда еще живы!.. — просила, всхлипывала, жалась к нему Анна.Уехать... Но куда?.. Туда, где их никто не ждет, где они будут пришлыми, чужаками?Как бросить свою страну?Как оставить могилы?Как, спасая себя — себя при том не потерять?!— Успокойся, — прижимал Мишель к себе Анну. — Поверь мне — худшее уж позади, теперь все будет только хорошо...Да, право, будет ли?Уж позади революционная смута и Гражданская война, и голод, и красно-белый террор, но что-то ждет всех их впереди? И станет ли лучше?..Навряд!.. Было ли на Руси время, чтоб не кому-то, а чтоб всем лучше прежнего жилось?Пожалуй, и не было! Да и будет ли впредь?..Поживем — увидим!..Коли... доживем! Послесловие Тихо вокруг да безлюдно, из края в край чащи лесные да грязь непролазная — ни человека, ни зверя не видать. Но вдруг будто колокольчик далеко забренчал, да все громче, все ближе, словно то тройка почтовая скачет...Но нет, то не колокольчик звякает — то цепи звенят. Бренчат кандалы, уныло бредут по Владимирскому тракту каторжане в халатах арестантских — на ногах цепи, что по грязи волочатся.Дзинь.Дзинь.Дзинь...Сколь же их тут — да ведь сотни! Идут, под ноги себе уставясь, об одном лишь мысля — чтоб до привала поскорей добраться, а дале уж не загадывают.Дзинь.Дзинь...Далека дорога в Сибирь — не все живыми дойдут.Позади колонны, что солдаты охраняют, телеги, добром груженные, едут, на телегах арестанты, нахохлившись, сидят, — убогие, да калеки, да средь них те, что побогаче али происхождения не подлого, а дворянского. Но хоть дана им сия поблажка, да все ж на ногах оковы, что вниз цепями свисают, кожу в кровь истирая.На третьей телеге Яков Фирлефанцев сидит, коего в халате арестантском не признать.— Чего насупился, сиятельство, чего молчишь, будто водицы в рот набрал? — спрашивает, толкает его в бок возчик.— Не сиятельство я, — нехотя отвечает Яков.— А хошь бы и сиятельство, — усмехается мужик. — И таких мы, бывалоче, возили. Были вы господа, а ноне все ровня, все — каторжане без роду, без племени! За что тебя, сердешного, в рудники-то везут?— Человека я убил.— Душегубец, значица... Тут, почитай, все такие. За что раба божьего сгубил — за дело али по баловству?— Дуэль меж нами была.— Значица — по баловству. Господа, они завсегда так: чуть что не по ним — тут же за шпагу хватаются, да ну резать друг дружку до смерти! Денег не поделили, али бабу, али еще чего? Что на то скажешь?..Молчит Яков...— Ну, как знаешь, сиятельство...Звенят кандалы, скрипят жалобно колеса, чавкает под ногами грязь непролазная, кричат сердито возчики:— Но, шибче ходи, проклятуш-шая!Погоняют каторжан солдаты:— А ну — не тянись, веселей шагай!Сколь верст уж пройдено...Сколь верст еще впереди...А что там ждет — кто нынче от тягот преставится, кто живой до места добредет, а кого уж после, в землице сибирской, в рогожку завернув, схоронят — поди-ка, узнай!Темна судьба человечья, сколь вперед ни гляди — ни зги не видать!.. Один лишь Бог про всех все знает и ведает, да его о том не спросить!..Живи покуда, раб божий, страдай да лишку не ропщи — короток век твой, недолго, чай, осталось мучиться...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64