.. Гости сталкиваются, раскланиваются, расходятся, смеются, сплетничают...Вот Карл Фирлефанц с сыном, кланяясь на каждом шагу, шествует через залу, сквозь гул голосов, сквозь любопытные, приветливые, надменные, злые, безразличные взгляды. Всех он тут знает, как всякий встречный знает его — мал двор, каждый человек на виду, каждому косточки стократ перемыты.Дамы те не на Карла глядят, а все больше на сына его, и взгляды их иные — оценивающие: хорош собой Яков, что тут говорить, хоть виски седы, но сам еще статен да крепок, идет легко, будто мальчишка осьмнадцати лет, глаза черны да бездонны, что речной омут, в коем утонуть хочется, коли заглянуть в них — сердце в тревожном томлении замирает. Оттого еще, быть может, что известна всем гиштория его: про плен персиянский, про любимую жену Надир-Шаха, которую он из гарема похитил, в родную сторону с ней бежав, здесь уж, с благословения Государыни императрицы, он с ней обвенчался, да тут же потерял, отчего всегда грустен, пусть даже улыбается, но что придает ему совершенно особый шарм!Поглядывают дамы на Якова, пожилые — улыбаются благосклонно, молодые — вздыхают украдкой да ревниво на младшенькую дочь хозяина косятся, Ольгу, коей Яков в мужья назначен, о чем все уж знают! Ольга, та тоже Якова заприметила, вспыхнула вся да веером замахала, не столь обмахиваясь им, сколь лицо зардевшееся прикрывая. Мил ей Яков, за него в только и пошла!Подошли Карл с Яковом к князю, раскланялись.— Как вы добрались, чай, погоды ныне неприветливы — все холод да метели?— Благодарение богу, добрались без хлопот...Князь улыбается приветливо, болтает, особые знаки внимания гостям выказывает, оттого что виды на Якова имеет. Младшенькая дочь его Ольга — любимица его, за абы кого отдавать неохота, а Яков жених достойный и серьезный, не чета иным новомодным хлыщам, что подле дочерей его, а вернее сказать, приданого их увиваются. Да и отец Якова — Карл хоть не боярских кровей, но в особом фаворе у Государыни состоит, коли ему Рентерею с сокровищами царскими хранить доверено. Лучшей партии дочери не сыскать!Тут с балкона музыка заиграла.Карл сына к Ольге толкает...Ольга ждет, вся вперед подавшись, из-за веера на Якова нетерпеливо поглядывая.Да только тому вдруг не до нее стало — заприметил он в толпе лицо знакомое и рядом еще одно. Пихает батюшку в бок.То ж Гольдман, саксонский ювелир и купец! И бог бы с ним, но только подле него тот, другой злодей, что они в лесу видели и что слугу их Прошку застрелил, стоит! Тогда-то они упустили его, а ныне — вот он! Теперь бы и узнать, кто это таков, покуда он сызнова не пропал!..— Простите, — извинился Яков, глаз с обидчиков не сводя и оттого не замечая, как побледнела вдруг Ольга и как, хмурясь, глянул на него князь. — Мне надо немедля отлучиться по делу...Да повернувшись, быстро пошел в сторону.А злодеев уж нет — потерялись они в толпе гостей! Мечется Яков глазами по зале — куда они подевались?!Или в курительную комнату зашли?.. Побежал скорей туда. Батюшка его Карл — тот замешкался, задержался подле князя, надеясь неловкость сгладить. Виданное ли дело — сей важный разговор по самой середке прервать! И девица вон чуть не в слезах, и старый князь насупился!Ах, неловко-то как!— Миль пардон! — раскланивается Карл, со стыда сгорая. — Пойду сыщу Якова — может, брюхо у него свело...Качает головой князь — что ж то за жених, у коего при виде невесты брюхо сводит!Пошел Карл по зале, да вдруг пред ним Гольдман возник. Улыбается, раскланивается, за руку хватает как старого знакомца, будто не он это в лесу был да чуть Карла не прибил! Говорит сладко:— Сердечно рад видеть вас, герр Фирлефанц! Третьего дня прибыл мне из Европы новый товар, что лучше прежнего...Хочет Карл от него вырваться, да не может — приставуч саксонский купец, будто банный лист, что к непотребному месту прилип! С чего бы только — ране от Карла бегал, а ныне сам его нашел да не отпускает!..— Вам бы не о товаре, а о голове на плечах думать! — зло сказал Карл.— О чем это вы, герр Фирлефанц? — круглит глаза ювелир.А Якова уж не видать — куда пропал?..Но нет, не пропал Яков — в курительной он, где средь сизого дыма почти и не видать ничего — только неясные голоса звучат:— Ну что вы, господа, коли об удовольствиях речь, так надобно басурманок любить, коих незазорно хошь дюжину иметь. Очень сие удобно — ежели одна в ласке откажет, всегда другая имеется, а мало покажется, так и третья...Так ведь то знакомец Гольдмана говорит — он самый! Приблизился Яков — вкруг злодея юноши в сюртуках с офицерами стоят, слушают иноземного гостя, рты раскрыв.— О чем здесь речь? — играя любопытство, спрашивает Яков.— О нехристях, сударь, о том, что басурманки весьма удобные жены.— Да-да, — хохотнул кто-то. — Фридрих рассказывает нам прелюбопытные вещицы из жизни просвещенной Европы. Присоединяйтесь, господин Фирлефанц.— Разве он бывал на Востоке — в Индии или Персии и видел тамошние нравы? — подивился Яков.— В Индии, врать не стану, не бывал — не доводилось, а вот басурманок знавал, да близко-с — в бордели портовые в Гишпании и Португалии наведываясь. Занятные, вам доложу, дамы и весьма в утехах любовных искусные, такое иной раз вытворяют!..Смеется довольный собой Фридрих... Да уж не улыбается никто в ответ, видя, что Фредерик не для веселья шутит, а будто на рожон лезет, Якова дразня.— Будет вам, Леммер, чего шутить так-то.— Да разве это шутка? Вы вот хоть у господина Фирлефанца спросите, он в сем вопросе должен большим знатоком быть, коли в женах персиянку имел. Их в гаремах шахских зело прилежно учат господина своего услаждать...Вздрогнул Яков, будто пощечину получил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64