Не сдержался, крикнул:— Да вы мало что врун, вы еще и мерзавец, как я погляжу.Осекся Фридрих, враз ерничать перестав.— Вы бы поостереглись речей таких, коли вам голова на плечах не лишняя! Не то я вас живо на нее укорочу!— Вы? — с издевкой спросил Яков. — Да ведь вы все боле чужими руками драться привыкли, да притом исподтишка.Зарычал Фридрих, кулаки сжав. Видят все — хоть счас на Якова броситься готов, а отчего — понять никто не может: что тот ему такого обидного сказал?Но только до драки не дошло — не дерутся господа.Люди иного, подлого сословия при сем конфузе сошлись бы немедля на кулачках али похватали бы дубины с ножичками да тут же и порешили друг дружку. Господа — нет, у тех обхождение иное, хоть результат тот же самый...— Как же вас понимать? Уж не желаете ли вы, господин Фирлефанц, потребовать от меня извинений? — ухмыляясь, спрашивает Фридрих. Хоть и озлился он, да притом головы не потерял — хочет, чтобы Яков его вызвал, дабы право на выбор оружия за собой оставить.И уж почти добился своего!— Так и есть, — кивает Яков. — Коли вы не согласитесь теперь, что вы лгун и трус, да не извинитесь прилюдно, то я потребую у вас удовлетворения иным способом.— Вот и ладно! — ухмыляется добившийся своего Фридрих Леммер. — Коли вам так угодно — я в полном вашем распоряжении. Выбор оружия, я так понимаю, за мной?.. Так я, пожалуй, выберу...Выдержал паузу, с издевкой глядя в лицо Якова.— Пистолеты?.. Да нет, пожалуй, не пистолеты, пожалуй что... шпаги.А как то сказал, все с сочувствием глянули на Якова, а кое-кто безнадежно махнул рукой.— Но, впрочем, — будто спохватился Фридрих, — ежели вы считаете себя никудышным фехтовальщиком и попросите меня о замене, я, пожалуй, соглашусь на любое другое оружие, коим с удовольствием проучу вас!— Отчего ж — коль вы выбрали шпаги, так пусть будут шпаги, — сдавленно ответил Яков. — Назовите лишь время и место.— Господа, господа, к чему горячиться, дуэли запрещены — коли кто о том узнает, не миновать беды.— Если мой противник не болтун, то никто ничего не узнает, — заверил всех Фридрих Леммер. И, оглядываясь по сторонам, спросил: — Господа, кто согласится мне помочь, став моим секундантом, я ведь здесь почти никого не знаю...И, будто они того только и ждали, в тот же миг — вызвались секунданты.И теперь уж исправить что-нибудь было невозможно — сей спор могла разрешить лишь пролившаяся кровь... Лишь смерть одной из сторон — той или иной!.. Глава 27 На улице был дождь.И стояла виселица.Пред виселицей были выстроены в ряды двадцать сотен человек — но разве это был строй, коли большинство стояли в белых исподних рубахах и подштанниках, иные — босиком.Но даже им было лучше, чем тем, что находились пред строем. Те стояли на коленях — побитые, растерзанные, но покуда еще живые. Они сбежали накануне, пристукнув конвоира, и теперь были пойманы.— Да сколь можно-то — ведь дождь, ветер, померзнем все, — недовольно шептались в рядах.Беглецы молчали — им было уж все равно.Наконец от штабного домика подошли щегольски одетые польские офицеры — встали кучкой, переминаясь с ноги на ногу.Зачитали приговор: за свершенный побег полагалась беглецам жестокая порка, да только конвоир, что был при них, помер, за что следовала смертная казнь.— Что ж это за варварство такое? — охал и ахал, стоя в строю, Валериан Христофорович. — Ну выпорите, коли виновны, ну в крепость заключите — но разве можно жизни лишать за стремление к свободе! Как хотите, милостивые государи, но сие достойно гуннов.— А как вы предлагали преступников к стенке ставить? — напомнил Мишель.Кто-то из офицеров небрежно махнул стеком.К приговоренным подбежали польские солдаты, подхватили их под руки, подняли, поволокли к виселице. Палач уж натирал веревки бруском мыла.Беглецы — два красных командира — не сопротивлялись, спокойно встали под петли, на вынесенную из барака скамью. Они были так измучены бегством и последовавшим после поимки избиением, что ныне им было уж все равно, лишь бы поскорей отмучиться.Палач набросил им на головы мешки, накинул поверх петли, замер в ожидании, оглядываясь на офицеров.Те кивнули.Палач быстро подтянул узлы, спрыгнул на землю, отошел на шаг, примерился и пнул по скамье, вышибая ее из-под ног жертв, — те качнулись, будто из последних сил цепляясь за опору, за жизнь, соскользнули, повисли на враз потянувшихся веревках, ноги их, руки и тела отчаянно задергались, из-под мешков раздалось какое-то захлебывающиеся бульканье.Многие, не в силах глядеть на все это, отвернулись.Иные истово крестились...— Мало их рубали, ляхов — надобно было всех, чтоб под самый корень! — свирепо сказал кто-то.В минуту все было кончено. Казненные повисли, вытянувшись, тихо качаясь на натянутых веревках.— Вот и нас так-то!.. Сгинем мы здесь, господа — помяните мое слово! — пробормотал Валериан Христофорович. — Ей-ей — сгинем!— Ну что вы, ей-богу, каркаете — все каркаете и каркаете — без вас тошно! — возмутился Паша-кочегар.Экзекуция была кончена, но команды «Разойдись!» не последовало.— Чего теперь-то стоим, уж, кажется, вволю поляки над нами поизмывались! — роптали пленные.— Глянь-ка, глянь, то ж наши!..От штабного барака шествовали три офицера, одетые в форму царской армии, в белых парадных перчатках, в начищенных до блеска сапогах.— Ишь ты — вашбродие! — с ненавистью прошептал кто-то. Офицеры подошли, козырнули полякам, обернулись к пленным, обратились:— Господа!..В рядах недовольно загудели.— Да-с, именно так — господа! — громко, перекрывая шум голосов, повторил бравого вида штабс-капитан, привставая на носках и размахивая правой рукой.Мишель вдруг посерел лицом и, опустив, голову уставился себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64